моря облачка набежали, не жарко, но и без дождика обошлось – сухо, хорошо, так и всегда бы. Сидели себя солдатики, пули отливали, подгоняли-чинили амуницию да точили лясы – не без этого.

– Как вам форма, солдатики? – между делом поинтересовался капрал.

– Да, господин унтер-офицер всяко!

– Ишь ты, всяко им! – Фрол Иванович усмехнулся и подкрутил усы. – Попробовали бы, как раньше! Букли на шомполе завивать да плести косы… еще и пудриться! Эвон, времени-то уходило – ух-х!

Надо сказать, недавно введенные так называемые «потемкинские» короткие куртки были довольно удобны и полностью лишены декоративных элементов, всякого рода украшательств. Еще не было разделения на парадно-выходную форму, полевую и рабочую, солдаты в одном и том же комплекте должны были и в казармах жить, и в парадах участвовать, и воевать, и работать. Сменными были только рубахи, чулки, а еще имелся нестроевой головной убор, полотняные или суконные шапки.

И все равно, как-то нужно было с удобством и практичностью совместить еще и нарядность да соблюсти петровские традиции – форма же! Потому у солдатской куртки полы спереди были несколько отогнуты назад, сзади же имелись разрезы, как и в старых «петровских» и «елизаветинских» кафтанах – понятие «военный мундир» еще только начинало складываться. В традицию шли накладные отвороты рукавов красного цвета, воротник же уже был отложным, а под узкими клапанами карманов на боках сами карманы отсутствовали – и это было неудобно. На внешние стороны рукавов пришивались металлические пуговицы, лишь для красоты, никакого практического значения они тоже не имели, точно так же, как и две пуговицы сзади на талии. Красные узкие шаровары и короткие сапоги нареканий у солдат не вызывали, а вот что касается головных уборов…

– Ох и каска… И натирает, и свалиться вот-вот норовит!

– И без шинели как-то плохо… А ну-ка зима?

– Ишь ты! Каска им не нравится… Ух-х! Носить надо уметь. И крепче подвязывать.

Послушав солдат, Антон глянул на ползущую к морю тень от карагача или от смоквы… Судя по тени, пора было отправлять смену…

– Капрал! Строй всех…

– Слушай мою команду! Выходи на кра-ул, стройся! Ать-два…

Каждую новую смену поручик, как и положено, инструктировал лично:

– Поглядывайте, парни, и все примечайте. Если судно какое в море – так что за судно? Торговец или рыбак? Куда идет, с какой примерно скоростью, на всех ли парусах? Какая осадка? Если кто чужой вдруг… ну, тут вы знаете… Да! Вот еще что. Вдруг да что-то совсем непонятное увидите или услышите… Обо всем мне в подробностях доложить! Вопросы есть?

– Ваше благородие, господин поручик… А что такое – непонятное?

– Сами смекайте! На то вы и солдатушки русские. Ну, все! Вперед.

К вечеру Антон, оставив за себя Куропаткина, отъехал в город. Ненадолго, по важному делу… и личному, и общественному тоже. Сам же командующий добро дал! Да рядом тут – все ж не три десятка верст, как у драгунов, а куда как меньше. Туда-сюда – за пару часов всяко управиться можно.

Еще не зашло солнце, как поручик уже сидел на террасе небольшой кофейни у старого причала да посматривал на возвращающиеся с уловом рыбачьи лодки. Хозяин кофейни, немолодой грек с морщинистым лицом и вислыми седыми усами, подал жареные каштаны и вскоре обещался принести «кофе, какой не пьет даже сам турецкий султан». Заинтриговал, хотя Антон никогда особо и не был кофеманом. Даже наоборот. А почти все кофейни в городке почему-то держали греки. Хотя ничего странного – ведь не туркам же их держать!

Над лодками кружили жадные крикливые чайки, на старом причале и рядом, на берегу, дожидались местные котейки самой разной расцветки. Сидели чинно, облизывались, с нетерпением посматривая на рыбаков.

В недавно построенной церкви зазвонили к вечерне. С минарета мечети за углом пронзительно закричал муэдзин, призывая всех правоверных к вечернему намазу. Смеркалось. Рыбаки поторапливались изо всех сил. Улицы на глазах пустели.

В те времена бурная вечерняя и ночная жизнь протекала лишь в столицах, да и то далеко не во всех! В провинции же с наступлением темноты все замирало, ну, разве что гулеванили в кабаках…

Здесь же… Здесь имелись целых три таверны, и они не закрывались допоздна, однако собирались там в основном моряки, народ неспокойный, и дело частенько доходило до драк. Что же касается господ, то тех было не так уж и много, да и выход в люди в маленьком городке был весьма затруднен…

Однако же скоро и совсем темно! Где же танцовщица? Если вдруг не придет… так что же, завтра попробовать послать к ней слугу с запиской? Или даже сегодня…

– Господин, вас просят пройти внутрь, – подойдя, негромко промолвил хозяин.

Антон вздрогнул:

– Кто просит?

– Одна дама с вуалью. Я провожу… Туда же подам и кофе.

Молча кивнув, молодой человек поднялся на ноги и, поправив висевшую на боку шпагу, направился вслед за греком…

Внутри царила полутьма. Неровно горели свечи. В небольшой полупустой зале за столиками сидели редкие посетители, в основном – русские. Интенданты, военные…

– Сюда, господин…

Хозяин кофейни нырнул за портьеру, туда же последовал и поручик.

– Бон суар, мадемуазель! – войдя в кулуар, Сосновский приветствовал сидевшую за столиком даму в строгом темно-сером платье и в черной шляпке с вуалью.

– Бон суар… Вы – тот самый месье, сосед месье Игора?

– Да, так…

Неслышно тенью скользнул из-за портьеры хозяин-грек, принес кофе… обжигающе-горячий, вкусный…

– Я хотела спросить вас об Игоре…

Имя Игорь танцовщица, если это была она, произнесла на французский манер, с ударением на последнем слоге и с несколько грассирующе-картавым «р» – Игор.

– Извольте, спрашивайте.

– Правда, что он погиб? Знаете, ходят всякие слухи…

– По городу?

– Нет, на постоялом дворе…

Узнала уже.

– Вы – Гюли-Гюли, танцовщица?

– Да, так…

Женщина наклонила голову… и вдруг порывисто схватила Антона за руку:

– Что с ним случилось? Вы знаете, как он погиб?

Голос француженки звучал крайне взволнованно. Актриса… танцовщица… Притворяется, скорее всего… Зачем?

– Как погиб? – Антон спрятал усмешку. – Знаете, я бы хотел спросить это у вас! Вы ведь были с ним, нет?

– Была, да… О, мон дье! – откинув вуаль, женщина отпила кофе…

Изящные брови, обрамленные пушистыми ресницами глаза, узкое красивое лицо, лишь губы, кажется, слегка тонковаты…

Она! Танцовщица Гюли-Гюли… С которой Игорь Переверзев…

– Возможно, подпоручик просто сорвался, – Сосновский не стал играть в кошки-мышки. – А может быть, его подтолкнули… Так тоже может быть.

– Сорвался, столкнули… Как это ужасно! Прошу, скажите же, где это произошло?

– А вы не знаете?

– Клянусь вам, нет!

Слова танцовщицы казались вполне искренними. Впрочем, стоило ли ей доверять?

– Старая каменоломня… Там огромные такие