– Да! Я хотела туда… знаете, я рисую… Но Игор сказал, что прежде посмотрит место. Про каменоломни всякое говорят…

– Быть может, просто сорвался…

– Тогда его смерть на моей совести! Святая Мария… прости… О, бедный, бедный Игор!

Похоже, мадемуазель Софи и впрямь горевала… Или просто умело притворялась? О, эти женщины… Поди их пойми!

А еще Антону вдруг показалось, что его собеседница чего-то недоговаривает. Так правда и есть! Почти каждое слово из нее приходилось вытягивать, будто клещами.

– Игор мне говорил про бусинки… Вот!

Отогнув рукав, женщина показала браслетик на левом запястье – изящный, с маленькими бирюзовыми бусинками. Точно такими же…

И еще на запястье имелись синяки… Следы чьих-то крепких рук? Или нет, показалось…

– Был и второй браслет. Этому в пару…

Однако вот и браслетики! Началось…

– Да, они у меня, мадемуазель. Вы их где-то потеряли?

– Потеряла? О, нет… Просто нитка оборвалась дома… я заметила… Это редкие бусинки… Игор сказал, вы купили их в Ревеле? Браслет мне очень дорог… дороги…

– Нет, – поручик вдруг отрицательно мотнул головой. – Пожалуй, мои бусинки не такие, как ваши. Мои крупнее, и цвет другой. Но похожи – да.

– Я бы могла взглянуть…

– Сговоримся… А те бусинки, что упали с нитки… Вы их собрали?

– Я велела служанке…

Служанке…

– А что за служанка? Та, что вы посылали?

– О, нет, нет, – танцовщица засмеялась. – Это было раньше. До того, как я купи… наняла ту, что вы видели.

– А та служанка откуда?

– Прислуга месье Ахметова. Хозяина постоялого двора. Да вы его знаете… Я потом этой служанки больше и не видела. Говорят, вроде бы как что-то украла да сбежала.

– Так-так… – допив кофе, ненадолго задумался поручик. – И последний вопрос. Когда вы в последний раз гуляли у старой каменоломни? Ну, может быть, рисовали что-нибудь… на пленэре.

– У старой каменоломни? Вообще никогда не была! – неожиданно твердо заявила танцовщица.

Ну-ну, не была… Явно врет же!

– Мы с Игором только туда собирались… Да-да, как вы сказали – на пленэр. Рисовать! Я же уже говорила.

– А… не сочтите за навязчивость, мадемуазель… Можно ли посмотреть ваши рисунки? – Антон посмотрел собеседнице в глаза.

Та явно замялась:

– Мои рисунки… Вы знаете, нет. Не сейчас. Я только что отдала их… Их купили, с большой выгодой. Так, знаете, приятно! И вот еще заказали, как раз возле старой каменоломни. Виды… пейзажи, да.

Антон покусал губу. С детства не любил таких вот неопределенно-общих фраз и безличных глаголов: говорят, купили…

Кто купил? За сколько? При каких условиях? И зачем это ему?

– Я… я не могу сказать… – пролепетала Софи. – Он… заказчик… просил сохранить инкогнито… Я обещала…

Ну вот, опять выкручивается, недоговаривает… А вот вообще встала, вышла из-за стола:

– Извините, сударь, мне сейчас нужно уйти. Прошу простить за мои вопросы… Ах, бедный Игор! Думаю, он сорвался… Хотел подыскать место для пленэра… и вот…

Танцовщица всхлипнула и, закрыв лицо вуалью, выбежала из кулуара.

Поручик посидел еще немного, допивая остывший кофе… Думал. И зачем, спрашивается, она приходила? Зачем вообще была нужна эта встреча? Что, мадемуазель Софи действительно не знала о том, что случилось с несчастным Переверзевым? Или… Или все гораздо хуже – что-то хотела вызнать… или, скорей, рассказать… Хотела, но почему-то передумала.

Да уж, эта красотка явно знала куда больше, чем сказала. Картины… Таинственный покупатель – меценат… Кто он вообще такой, этот ценитель живописи? Откуда взялся?

Вопросы, вопросы… А ответов пока нет. И, чтобы они появились, надо бы…

Молодой человек усмехнулся – он ведь сам лично говорил Суворову про каких-то «своих людей»! Командующий даже средства на них обещался выделить из полковой казны! Кстати, надо бы не забыть забрать – не помешают.

Так насчет своих людей…

Немая служанка! Она, верно, должна бы что-то знать… ведь немых просто так в служанки не берут – должна быть веская причина.

Но скажет ли? Вернее – напишет ли, она ведь грамотна? Сосновский ей чужой человек, а с чужаками крестьяне всегда подозрительны и неоткровенны.

Ну да, она грамотна, немного… Анисья ее учила… Анисья, Ани… подруга… Да, они же подруги! Значит. Вот кто будет «своим человеком» – Анисья, беглая крепостная девка! Ани.

* * *

Ани, конечно, согласилась помочь, и в благодарность, и так, деваться-то ей было особенно некуда.

– Главное, придумать, как тебе с нею увидеться, – потягивая вино у кибитки маркитантов, задумчиво протянул Сосновский. – Так, чтоб не вызвать никаких подозрений. Сама-то что думаешь?

Услыхав такие речи, девчонка вздрогнула и зарделась. Чтобы дворянин, барин, спрашивал совета у крепостной девки?! Однако вот спросил…

– Коли спросил, господин, так отвечу… – девчоночка сверкнула глазами и поправила жилетку. – Коли они на постоялом дворе… Так там народу немало.

– Согласен, немало, – покивал Антон. – Только каждый чужак – на виду. Хотя да, там постоянно толкутся – и корабельщики, и караванщики тоже. Однако учти – служанок у них нет, только слуги.

– Отроком оденусь, – Ани решительно улыбнулась. – Как будто из каравана или с корабля. Я видела, в чем они ходят. Рубаха да порты, чай, и у нас найдутся… Что, барин, так смотрите? Грудь? Да грудь-то у меня невелика… А волосы – обрежу! Тетушку Миреллу попрошу… Да не жаль – отрастут. Зато никто ни в жисть меня не узнает!

– Вот и Маша не узнает…

– Не-е, – махнув рукой, засмеялась девчушка. – Мы ж с ней сколько вместях! Подружки.

Через пару-тройку дней Сосновский снова навестил маркитантов, и первым, кто выбежал к нему навстречу, была Анисья-Ани. В узких шальварах, с голым пупком из-под короткой жилетки… Даже с короткой причесочкой «под горшок» или, лучше сказать – «каре», она вовсе не напоминала мальчишку, скорее, утонченную французскую девчоночку времен знаменитых студенческих бунтов шестьдесят восьмого года.

– Ну? – поручик спрыгнул с коня. – Как наши дела, милая Ани?

– Все сделала, как вы велели, барин, – низко поклонилась девушка.

Антон замахал руками:

– Ну, вот что! Барина теперь у тебя нет… и вряд ли когда будет. Так что ты все свои крепостные привычки брось, а то живо попадешься! Говори не барин, а господин… Меня можешь называть – господин поручик. А ты для меня будешь – мадемуазель Ани. Поняла?

– Ага! Поняла, ба… господин поручик.

– Ну, вот и славненько, – поудобней усевшись в плетеном кресле, Сосновский хлебнул вина и махнул рукою. – Да не стой, садись рядом… Ты ж теперь не крепостная! Бокал себе возьми… Вот держи… я налью…

– Благодарствую… господин поручик!

– И не «благодарствую», а гран мерси! Или – мерси боку. Так тоже можно. Запомнила?

– Уи, месье! Же парль франс. Мэ, тре маль!

– Ого! По-французски немного