– Почему?

– Мне стыдно.

– Уверен, все не так уж плохо. Что бы это ни было, ты можешь сказать мне, и я постараюсь держать себя в руках.

С моих губ срывается еще один стон, пока я пытаюсь собраться с духом.

– Ты связан с мечом гораздо сильнее, чем думаешь. – Я закрываю лицо руками и бормочу: – Я видела тебя еще до того, как ты вошел в мой магазин. Я была в кузнице, работала над Клинком Тайн. Когда ты проходил мимо по улице, я еще не добавила магию. А потом… палаш уже был заколдован.

– Не понимаю.

– Возможно, я сказала что-то о тебе вслух. Одну маленькую тайну. И меч поглотил ее.

– Что именно ты сказала?

– Я не помню точных слов.

Он обвивает своими руками мои пальцы, отводя их от моего лица.

– Ты помнишь, Зива. Так что же ты сказала?

Я бросаю на него раздраженный взгляд.

– Я говорю тебе это только потому, что мне неприятно подвергать тебя опасности против твоей воли.

Келлин ждет и при этом изо всех сил старается не ухмыляться.

– Пойми, я не люблю людей, – говорю я.

– Ты уже говорила это раньше.

– Нет, я имею в виду, что мне не нравятся люди. Раньше меня никто не привлекал. – Хотя он убирает мои руки от лица, я смотрю на его шею, не в силах поднять взгляд. – Я никогда не встречала никого, кто не пугал бы меня до такой степени, что мне не хотелось бы убежать прочь. У меня случаются приступы, как тот, свидетелем которого ты только что стал. Я часто паникую, и мне все время страшно по причинам, которые я даже не могу толком объяснить, кроме того, что страх всегда связан с людьми. Но потом я увидела тебя, и ты был прекрасен. Впервые в жизни мне захотелось быть рядом с кем-то физически. И эта тоска вместе с желанием прикоснуться к тебе подарили мечу способности для ведения дальнего боя. – Последние слова звучат шепотом. Но затем я продолжаю уже громче. Я не могу позволить ему ответить на услышанное. Это слишком унизительно. – Теперь ты все знаешь. Есть ли что-то, что ты хочешь мне сказать?

Я все еще не хочу смотреть на него. Не желаю видеть выражение его лица.

– Разве меч не рассказал тебе мои секреты? – спрашивает Келлин.

– Только некоторые. Я спрашиваю, есть ли что-нибудь еще. Сейчас, когда ты знаешь, что поставлено на карту, от чего мы бежим и что защищаем. Есть ли что-нибудь, что я должна знать?

– Нет. Все хорошо, Зива.

Я выдыхаю и наконец-то позволяю себе взглянуть на его лицо. Ожидаю увидеть надменность, но вместо этого Келлин смотрит на меня так, словно видит впервые.

Как будто ему нравится все, что он видит.

Он берет мои руки в свои, просто держит их между нами. Прежде чем я успеваю решить, хочу ли отстраниться, Келлин проводит пальцами по моим костяшкам и говорит:

– Я слышал их секреты. Всех мужчин и женщин, которых убил этим мечом. Один изменял своей жене. Другая думала сбежать со службы у Киморы; она просто не могла решить, где спрятаться, раздумывала о жизни в горах. Другой воровал деньги у своих сослуживцев. Одной из женщин нравился солдат в строю. Почти все они боялись смерти. Я слышал это. Их страхи. Это было ужасно. Слишком много, так много, что меня затошнило. Я никогда не держал палаш раньше, – продолжает он. – Меч… тяжелый.

– Он отягощен моими секретами. Они-то и дают ему силу.

Внезапно прикосновение наших рук вызывает у меня тревогу. Я осторожно отстраняюсь и тут же жалею об этом.

Его присутствие раз за разом превращается из желанного в нежеланное, как будто мой разум не понимает, что с ним делать. Мое тело не знает, как реагировать на Келлина. В какой-то момент мне нравится прикасаться к нему. В следующий – я хочу, чтобы он находился далеко.

Моя жизнь – мир противоположностей. В одно мгновение я в безопасности в своей кузнице, а в следующее – бегу, спасая свою жизнь. Одну секунду я в порядке, а потом – теряюсь в отчаянии и панике.

Ничего не могу контролировать. И ненавижу это.

Конечно, я состою не только из страхов и слабостей, но большую часть времени я могу думать только о них.

– Можно мне немного побыть одной? – спрашиваю я его.

– Конечно.

Только после того, как он ушел, я поняла, что он не сделал ни одного замечания по поводу того, что я нахожу его красивым и хочу прикоснуться к нему. Он просто взял меня за руки, как будто хотел дать мне желаемое.

* * *

Петрик стонет при каждом движении.

– У меня болят колени, ступни, спина, копчик. Даже шея. Как такое вообще возможно?

Сегодня парень впервые ехал в собственном седле, и, когда мы спешились, он сначала приземлился на ноги, но они быстро подкосились, и Петрик рухнул в грязь.

Темра приходит ему на помощь, берет под руки и отталкивает в сторону, в то время как мы с Келлином заботимся о лошади незадачливого наездника.

– Прежде чем спешиться, тебе нужно вытащить ноги из стремян и дать им время, чтобы кровь прилила обратно, – говорит ученому Темра. – Попробуй в следующий раз.

– Я больше никогда не сяду на лошадь! – скулит он.

– Нам еще предстоит пройти долгий путь.

Что-то похожее на всхлип вырывается изо рта парня.

Мы расседлываем лошадей и привязываем их длинными поводьями, чтобы животные могли бродить по траве и пить из ближайшей реки.

Темра разворачивает спальные мешки. Петрик распаковывает еду. Я проверяю копыта лошадей в поисках застрявших камней, а Келлин устанавливает палатки, украденные у солдат Киморы. Их достаточно для каждого из нас, но я попросила Темру, как и раньше, спать вместе.

Я чувствую на себе чей-то взгляд, когда наклоняюсь и поднимаю переднее правое копыто своей кобылы. Келлин пытается посмотреть мне в глаза с момента нашего последнего разговора наедине. Когда мы прикоснулись к друг другу. Когда я призналась, каким именно образом был создан палаш.

Но я не отвечаю на его взгляд и боюсь оставаться с ним наедине.

На самом деле я в ужасе от подобной возможности.

Потому что после прикосновения мои мысли переключились на другие вещи.

Почувствовав, что он не смотрит на меня, я отваживаюсь случайно взглянуть в его сторону. Смотрю на впечатляющие мускулы на его руках, на то, как двигаются его бицепсы, когда он ставит шест палатки на место.

И думаю о том, каково это – обхватить пальцами его руку.

Он такой большой. Я привыкла к тому, что почти все мужчины ниже меня, но Келлин на несколько дюймов выше. Как сильно ему придется наклониться, чтобы…

Я вздрагиваю от собственных мыслей.

Чтобы поцеловать меня.

Поначалу эта мысль пугает, но чем больше я пытаюсь вообразить, каково это – быть настолько близко к нему, – тем больше растет мое любопытство.