инвестиций в четыре раза превысил уровень 2015 г., а Афинская фондовая биржа стала лучшей в Европе.

В октябре 2020 г., после пятилетнего судебного разбирательства, афинский суд приговорил руководство «Золотой зари» к 13-летнему тюремному заключению, а саму партию объявил преступной организацией. Со времен Нюрнбергского процесса на скамье подсудимых не оказывалось такое количество фашистов. Неудивительно, что неонацистская партия не сумела пустить корни в стране, так сильно пострадавшей от немецкой оккупации. С 2015 г. границы Греции пересекли более миллиона беженцев, но все равно на выборах 2019 г. партия «Греческое решение», несколько более умеренная наследница «Золотой зари», получила всего 3,7 % голосов. Это было похоже на ситуацию 2017 г. в Германии, когда крайне правая «Альтернатива для Германии» получила 12,6 % голосов и стала третьей по численности партией страны.

Нацистов за решетку: греки приветствуют приговор «Золотой заре», октябрь 2020 г.

© Ioannis Mantas/Alamy

После вынесения приговора руководству «Золотой зари» Мицотакис сказал: «Сегодня демократия победила. От нас зависит, чтобы она побеждала каждый день». Это верно, но как мы можем защитить демократию от нападок беспринципных политиков, которых история ХХ в. знала множество, начиная с Гитлера?

История Греции — это повесть о двух демократиях, о единственной в мире стране, в которой она была и прямой, и представительной. Думается, такой опыт, единственный в своем роде, поможет нам найти ответ на этот вопрос.

Послесловие

Никогда не сомневайтесь, что небольшая группа думающих и неравнодушных граждан может изменить мир. На самом деле только так всегда и происходит.

Маргарет Мид, антрополог

Изменения климата, массовая миграция, пандемия, соперничество супердержав. Эти серьезные проблемы терзают мир, и мы теряем веру в демократию, или в то, что выдвинутые ею лидеры в состоянии их решить.

Демократия в античной Греции была другой. Она прямо вовлекала людей в организацию мира, в котором они живут, а не озадачивала этим какого-то далекого бога или его представителя. Для Аристотеля подлинная свобода — и счастье — возможны, когда позволяется «по очереди быть управляемым и править». Испробовав на себе реалии власти, люди не только приобретали уверенность, но и становились менее восприимчивы к измышлениям демагогов. Иначе говоря, настоящая свобода возникала из участия. Те же, кто забывал, что индивидуальные свободы зависели от общего блага, считались идиотами (отщепенцами).

Сердцевиной всего было воспитание. «Познай самого себя», — призывал Дельфийский оракул, и древнегреческая пайдейя позволяла гражданам ощущать неразрывную связь со всей общиной, в том числе и с будущими поколениями. Она обращалась к самым глубинным человеческим стремлениям, таким как филотимо (почитание, когда мы делаем что-то правильное), ксения (гостеприимство) и другие. Эти стремления сегодня важны не меньше, чем 2500 лет назад, хотя часто мы и не прислушиваемся к ним.

Контекст Античности тоже был важен. Для общего блага общинам приходилось быть сравнительно небольшими, и поэтому демократия (или нечто подобное ей) просуществовала еще три века после исчезновения классической Греции, в полисах времен эллинизма. Она стала прародительницей века прогресса и культурного взлета, неизвестного дотоле в истории человечества.

Потом появились римляне, которые присвоили все элементы греческой культуры, кроме самого важного: идеи о всемогуществе человека. Римское «гражданство» имели все, но оно было совсем не таким, каким его представляли себе Перикл и другие древнегреческие мыслители. Правили монархи и олигархи, а обычных людей («пониженных в звании» от демоса до толпы) держали в подчинении хлебом и зрелищами.

Исторически римляне стоят ближе к современности, и именно их версией демократии вдохновлялись американские отцы-основатели, когда создавали свою. И в Европе больше заимствовали у Рима, нежели у Греции. Люди назначали непрямых представителей править от их имени, полагая, что они мудрее и активнее, но создаваемые политические партии оказались идеальными платформами для правящих кругов и всякого рода популистов, которые часто объединялись и манипулировали избирателями. А так как люди потеряли связь с управлением и понятия не имели, как и что там делается, эти популисты часто добивались успеха.

Но разве так было не всегда? Разве демагогия не ровесница древнегреческим ценностям? У Папандреу и Трампа, безусловно, немало общего с Алкивиадом, который немало сделал для того, чтобы в V в. Афины потерпели поражение в Пелопоннесской войне. Различаются они тем, что древнегреческая демократия имела поддержку народа, без которой не смогла бы пережить кризиса, тогда как демократия наших дней, наоборот, лишь помогает создавать его. История современной Греции, представляющая собой постоянное чередование ὕβρις (хюбрис, дерзость, высокомерие) и νέμεσις (немезис, справедливое негодование), наглядно показывает этот процесс.

В V в. до н. э. Пелопоннесская война потрясла лучшие умы Греции и заставила их задуматься о способах «починки» демократии. То же самое нужно и нам. Сегодняшняя версия эксплуатируется уже достаточно давно и принесла много хорошего миллионам людей, но современных проблем она уже не решит.

Неплохо было бы задаться вопросом, откуда у прямой демократии взялись силы продержаться так долго. Тридцать лет ужасной войны закончились разгромным поражением, так почему же афиняне не отказались от нее? Да и позже, даже когда правители, пришедшие после Александра Македонского, провозглашали себя полубожественными властителями его империи, греки никогда не покупались на это. Почему? Потому что демократия была неотделима от них. Они сражались за нее потому, что демократия — это и были они. Сегодня многие считают, что демократия принадлежит не им. Если она окажется в опасности, многие ли из нас кинутся на ее защиту?

Окажется ли прямая демократия полисного типа по-настоящему работоспособной во времена национальных государств и стремительного увеличения населения? В бельгийской провинции Восточная Фландрия с населением 74 000 человек Совет граждан, состоящий из 24 членов, наподобие афинского буле, собирается на ежемесячные заседания, где обсуждает решения, вынесенные Ассамблеей. Оба органа избираются с помощью жребия; они представляют свои политические предложения в региональный парламент, работающий в Эйпене, а тот, в свою очередь, — в государственный, брюссельский парламент. Неужели нельзя представить себе Европу, управляемую такими буле, куда людей избирают по жребию, а их рекомендации передаются в общенациональные парламенты и далее, в наднациональные структуры, без чего мировые проблемы нельзя будет решить?

Пожалуй, в наш век индивидуализма говорить о желательности возрождении системы, необходимой для воспитания неравнодушия и способности служить общему благу, можно лишь с большой натяжкой. Ясно, что тогда необходимо было бы хорошо подумать, что мы, собственно, понимаем под образованием и воспитанием. Однако тут могут прийти на помощь современные коммуникационные технологии. Миллиардеры, разбогатевшие с помощью интернета, говорят, что хотят использовать его возможности для блага всего человечества. Сейчас у них есть такая возможность.

С чего