– Чего? – озадачилась Мила, которая уже вызвала защитную магию и собиралась ее применить. – Это он нас так отвлекает?

– Непохоже, – покачала головой я и участливо поинтересовалась у нежити. – А как она, эта ваша невеста, выглядит?

Упырь оживился и принялся описывать свою даму сердца самыми знойными эпитетами. Тогда и стало окончательно ясно, что он действительно влюблен и есть никого не намерен. А твердо намерен жениться. Оказалось, что он познакомился с ней по газете «Листва знакомств» и уже собирался делать предложение, но они поссорились из-за какой-то ерунды. Невеста решила, что не нужна ему и пропала без следа. Упырь даже нанял частных детективов, чтоб разыскать ее. След привел сюда.

– Вы, случайно, не Мокруху ищете, глубокоуважаемый? – посетила меня блестящая догадка.

– Мою любезную зовут Мокренция, – сообщил упырь.

Мудро рассудив, что Мокруха и Мокренция – это почти одно и то же, я дала нежить наводку на общагу. И мы Милавицей с чувством исполненного долга двинулись дальше. Даже если и не Мокруху упырь искал, может, они на почве неразделенной любви сойдутся, и она освободит, наконец-то, мою комнату!

– Название какое-то неприятное, – ворчала я, опасливо сачком в черной воде водотока. – Мертвая протока…

– Нормальное название, не капризничай, – осадила подруга, которая как-то подозрительно активно возилась за моей спиной. – Она потому так и называется, что рыбы тут отродясь не водилось, а вот пиявок – сколько душе угодно.

– Моей душе нисколько не угодно, – проворчала я, брезгливо потряхивая сачком, в котором уже застряли и копошились маленькие черные склизкие силуэтики. – Хорошо, хоть не летают… Мил… Мила? Эй, ты что творишь?

Будучи слишком увлеченной, чтоб не словить какую-нибудь особо верткую пиявку за шиворот, я как-то не обратила внимания, что за моей спиной подруга развила какую-то нехорошо бурную деятельность.

На небольшом пространстве перед просекой Мила расставила кругом свечи с красным воском и зажгла их. Дополнила этот круг еловыми ветками и корешками, до странности похожими на человеческие фигурки. Наверное, это были корни женьшеня.

А в центр этого самого безобразия поместила…

– Мила… – пролепетала я. – Мила, не надо…

Если б кого сейчас и могла послушать моя подруга, то это саму Пресветлую Богиню. И то, не факт.

В центр магического круга Мила поместила своего обожаемого картофельного человека Крумбумбеса, которого с увлечением и мастерила последние недели. Того самого, который все проблемы может разрешить, если оживет… Именно он, как выяснилось, занимал почти все место в ее холщовом рюкзаке.

Никто не предполагал, что это реально.

Но Милка уже предпринимала к оживлению своего чучелка нехилые такие шаги. То есть с увлечением читала заклинание.

Судя по всему, очень древнее такое. Оживляющее. Опасное.

Подруга даже не успела договорить… А я выронила свой многострадальный сачок.

Алые свечи в магическом круге вспыхнули ослепляющим изумрудным светом.

Маленькая шишковатая фигурка, которую Мила положила в центр, стала дымиться и расти. Запахло картофелем фри. Сильно запахло.

– Сырный соус и маленькую колу… – как во сне, прошептала я.

А картофельный человек все рос и рос… Шевелился, подавал признаки жизни. Пока не стал размером с двухэтажный дом!

– Крумбумбес, повинуйся! – выпалила подруга и протянула к нему руки.

Видимо, всерьез намеревалась привлечь это огромное жутковатое шишковатое чудовище к полезным делам.

– Картошечка с мясом! – трубно выпалил Крумбумбес в ответ, и потянулся к Милке своей корнеплодной пятерней. – Картошечка с мясом и грибами!

Я не стала раздумывать над тем, что картофельный великан имел ввиду. Двигаясь по-пластунски, слаженно утащила Милавицу в укрытие поваленного дерева и только тогда смогла вздохнуть.

Подружка впервые на моей памяти эмоционально возмутилась, горячо намереваясь вернуться к своему очень сильно возросшему картофельному детищу. Но была решительно мной остановлена.

Гигантский Крумбумбес лютовал на поляне. Вонял картофелем фри, сшибал верхушки деревьев, баламутил воду просеки, и, найдя выданный мне Митрофаном сачок с пиявками, с жадностью вытряс его в свой широкий картофельный рот. А я вдруг с ужасом подумала, что моего магического резерва на него одного просто не хватит. И даже если мы с Милой объединим свои силы – все равно нет…

– Картошечека с мясом и грибами! – мне кажется, на весь лес вопил великан, лютуя не по-детски. – Картошечка с мясом и…

М-м-м, а и, правда же, грибами…

Все ведь просто на самом деле. Подходит!

Не успела я до конца осознать смысл своей догадки, как неудовлетворенный жизнью картофельный великан поднял огромное дерево, за которым мы с Милавицей и прятались так самозабвенно.

– Картошечка с мясом и грибами! – взревел Крумбумбес, сделав особый акцент на слове «мясо».

Такой особый, что даже у его создательницы Милы не возникло сомнений в том, что великан имел ввиду под словом «мясо». Вернее, кого.

– Ты должен был помочь! – выпрямившись в полный рост, со слезами в голосе упрекнула подруга. – Ты должен был помочь, а сам…

Картофельный уже не человек, а великан высказался же в том ключе, что он, конечно, сожалеет, но «картошечка с мясом и грибами» для него в приоритете.

– Вызов солнечной искры! – рявкнула я, бросив отчаянный взгляд на подругу. – Митрофан показывал начало…

Воздействовать на Крумбумбеса теплом, вернее, обаляющим жаром, было единственным, что пришло мне в голову. Это была очень серьезная и сложная магия, которую изучали на четвертом курсе – воплощение на земле искры самого солнца.

Не знаю, почему, наверное, с перепугу, я затянула строчки культового хита Виктора Цоя.

– И если есть порох, дай огня! – взревела я. – Вот так!

Действуя слаженно, как единый организм, мы с Милой взялись за руки и прокричали слова ворожбы.

В первую секунду показалось, что ничего не получилось, а картофельный великан толкнул нас своими ручищами на землю. На этот раз он точно собирался сграбастать нас и съесть. Отступать нам было некуда – позади плотной пружинистой стеной сплелись ветви, в которые мы вжались спинами.

В темно-синем небе вдруг показалась крошечная оранжевая точка, которая приближалась с космической скоростью. Не забывая при этом увеличиваться в размерах.

Пыша нестерпимым жаром, солнечная искра приземлилась Крумбумбесу аккурат на его картофельную башку, превращая ее в пюре. Мы с Милой взвизгнули от нестерпимого жара, который мазнул по нам, точно гигантской наждачной бумагой.

Обезглавленный Крумбумбес, больше похожий на гигантскую головешку, между тем сделал несколько неверных шагов и тяжело рухнул в подлесок, ломая и поджигая деревья. Запахло паленой картошкой.