Я поднимаю на него глаза, когда в дело вступают барабаны, затем гитара, и между нами проскальзывает искра. У края танцпола собралась толпа – наконец, некоторые люди начинают танцевать и вытаскивают за собой остальных. Мы с Сэмом снова обмениваемся взглядами.

Это мы сделали.

Его голос и наш со Спенсером танец. Мы зарядили энергией весь зал.

Музыка стихает – песня подходит к концу. Я в последний раз поднимаю руки и кружусь по танцполу, меня обволакивает свет, а потом комната исчезает, и я оказываюсь в объятиях Сэма. Мы падаем в ледяную воду с края пристани.

Мы выныриваем, окружённые целым роем пузырьков, и вдалеке над озером гремят фейерверки. Ночь перед Четвёртым июля. Лето после второго года в старшей школе. Мы с Сэмом договорились сбежать и встретиться здесь.

Если бы мама об этом узнала, она бы меня убила.

Меня пробирает дрожь.

– Поверить не могу, что мы это сделали!

Сэм смеётся и проводит рукой по волосам, убирая их со лба. На коже его блестят капли воды.

– Ты ведь хотела спонтанности!

– Но не такой!

Вдали снова гремят фейерверки и освещают верхушки деревьев у озера. Сэм переворачивается на спину – так и плывёт, являя миру свой голый торс. Я инстинктивно прикрываюсь.

– А что, если нас кто-нибудь увидит?

– Джулс… здесь никого нет. Кроме нас с тобой.

– Я никогда раньше такого не проделывала.

– Не купалась голышом?

– Поверить не могу, что ты меня уговорил!

– Я не думал, что ты в самом деле это сделаешь.

– Сэм!

– Да расслабься… мы ведь не совсем голые!

Ещё фейерверки. Сэм нарезает вокруг меня круги и смеётся.

– Как ты вообще до такого додумался? – вопрошаю я.

– В кино увидел, – отвечает он. – Выглядело довольно романтично. А в моей голове так вообще.

– Ну что за клише…

– Зато будет что вспомнить. И рассказать друзьям, чтобы посмеяться.

– Мы никому об этом не расскажем!

– Ладно… будет наш секрет.

Сэм подплывает ко мне, и мы переглядываемся.

Его лицо освещают редкие цветные вспышки.

В одном он прав: я никогда не забуду, как он на меня смотрит.

– Злишься? – шепчет он.

– Нет. Просто нервничаю. – Я дрожу, но не от холода.

Это трепет. Волнение. Ведь я здесь, рядом с ним.

– Я тоже.

Сэм улыбается и заправляет прядь моих волос за ухо. А потом нежно касается подбородка и целует меня. Мы закрываем глаза и слушаем фейерверки.

Среди деревьев вдруг появляется луч фонарика, а потом мы слышим голоса и шаги.

– Кто-то идёт! – ахаю я.

– Что…

Мы ныряем в озеро в попытке спрятаться. Я задерживаю дыхание, и вокруг меня кружатся пузырьки: я опускаюсь вниз, как притянутый Землёй камень в космосе. А потом выныриваю на сухой асфальт.

Здесь светло. Пахнет едой и серой, а вокруг меня поднимаются ввысь небоскрёбы.

Лето перед старшим классом. Я на улицах Нью-Йорка, поправляю лямку сумки, которая впивается в плечо, а потом появляется Сэм – проносится мимо, таща за собой чемодан.

– Не время отдыхать! Поспешим!

– Подожди!

Через час и сорок две минуты Сэм улетает в Японию. Следующий поезд до аэропорта вот-вот прибудет, и если он не сядет на него, то может пропустить свой рейс. Он всё лето пробудет в Осаке, у бабушки и дедушки, и мы запланировали провести выходные вместе, до того как он улетит.

Сэм сверяется с телефоном.

– Сюда!

– Помедленнее…

Мы шныряем меж машин в пробке, проталкиваемся сквозь толпу, уворачиваемся от валящего из канализации дыма и продавцов, пытающихся всучить нам сумки. Мы сбегаем с узкой лестницы и заворачиваем за угол – Сэм тут же не вписывается в металлический турникет и хрипит.

– Про карточку метро не забудь… – Я прикладываю её, чтобы пройти, и мы спешим дальше, к лестницам.

Когда платформа под моими ногами начинает слегка трястись, я понимаю, что мы успели как раз вовремя: из туннеля появляется поезд.

Пора прощаться.

Вот бы у нас была ещё пара дней. Вот бы я могла полететь с ним.

Сэм чмокает меня в щёку.

– Мне пора.

Двери поезда открываются, и на платформу высыпают люди.

Не знаю, что сказать. Ненавижу прощания. Особенно прощания с Сэмом.

– Я тебе напишу, когда доберусь, хорошо?

– Не забудь!

Передаю Сэму его сумку. Он целует меня в последний раз и заходит в поезд.

– Я вернусь, ты и глазом моргнуть не успеешь.

– Но почему ты на всё лето уезжаешь?

– Всего на шесть недель. И мы будем говорить каждый день.

– Подожди… – Я хватаю его за руку. – Возьми меня с собой.

Он улыбается.

– Слетаем вместе следующим летом. После выпуска.

– Обещаешь?

– Не волнуйся, можем путешествовать хоть каждое лето до конца наших жизней. Вместе.

– Хорошо. – А потом я вспоминаю. – Подожди… твоя куртка!

Я снимаю его джинсовку, но Сэм останавливает меня.

– Оставь себе.

Я улыбаюсь и прижимаю её к груди.

– Лучше бы тебе написать кучу всего до моего приезда. Я очень хочу всё это прочесть.

– Да я ещё ничего толком и не начала!

– Ну, теперь я тебя отвлекать не буду.

– Ты меня не отвлекаешь… – начинаю я, но не договариваю.

Двери закрываются.

Мы с Сэмом смотрим друг на друга сквозь стекло. А потом он дышит на него и что-то пишет. И я успеваю прочесть его послание до того, как оно исчезает:

Я улыбаюсь и прикладываю руку к стеклу. Сэм делает то же самое со своей стороны. И мы смотрим друг другу в глаза, пока поезд не уезжает.

Вот бы повесить этот момент на стену.

По интеркому сообщают, чтобы пассажиры на платформе отошли за жёлтую линию. Я делаю шаг назад, и поезд уезжает, забирая с собой Сэма. Я сжимаю в руках его джинсовку и смотрю, как набирает скорость ревущее пятно, толкающее в мою сторону воздух.

А потом позади меня появляется свет: точки кружат по подземке, как светлячки, и потолок поднимается и исчезает.

Ветер развевает мои волосы. Я поворачиваюсь и понимаю, что платформа исчезла, сменившись вечерним небом и ярмарочной каруселью.