не подумала, – призналась Элис, явно смущенная. – Кто бы это ни совершил, я надеюсь, что его или ее поймают. Видишь, насколько я могу быть непредвзятой?

– Вижу.

– Зайдешь к нам в бунгало, когда закончишь здесь?

– Твоя мама вчера сказала, что вы сегодня заняты.

– У меня эта штука – когда ты уже сошла с судна, а тебя все еще качает. Я споткнулась в пещере – там, кстати, и перепачкалась.

Первин заколебалась: да, ей очень хотелось все обсудить с Элис, но по ходу разговора будет очень тяжело себя одергивать, дабы не сказать лишнего.

– Мне нужно будет спросить у отца.

– Но он сам это предложил! – запальчиво воскликнула Элис.

Да, предложил. Но отец не мог заранее знать, с какой настойчивостью Элис станет выпытывать у нее подробности. А еще они с Элис за много лет привыкли к полной взаимной откровенности – и Первин не могла сказать заранее, сможет ли ей отказать.

18. Звуки убийства

Бомбей, февраль 1921 год

У ворот, где единственный констебль сдерживал напор соседей и торговцев, явившихся спросить, почему у дома стоит полицейская машина, Первин сдержанно попрощалась с Элис. После этого Первин стремительно зашагала назад к бунгало и услышала, как следом, окликая ее по имени, бежит маленькая служанка Фаридов.

Первин остановилась.

– Что такое, Фатима?

– Вы можете попросить полицию, чтобы они отпустили моего аббу? – громко всхлипывая, спросила девочка. – Его полицейский забрал.

Эта новая информация ошарашила Первин.

– Но… я его не видела, когда они прибыли. Старший инспектор тогда еще снимал отпечатки.

– Потом приехали и другие. Один белый. Кажется, он и велел констеблям забрать аббу. И это я во всем виновата!

Первин обуяли смешанные чувства. Первое – великое облегчение от того, что преступника поймали, а это значит, что вдовы в безопасности. При этом ее тронуло залитое слезами лицо Фатимы, да и поспешность ареста вызывала у нее скепсис.

– Расскажи, что случилось.

– Они подошли ко мне, схватили за руки. Запихали их в черные чернила. Я потом мыла их, мыла, а следы не смываются.

Рассмотрев перемазанные пальцы девочки, Первин сказала:

– Возможно, они решили взять твои отпечатки, потому что ты бываешь на обеих половинах дома. Нужно отделить твои отпечатки от отпечатков того, кто напал на мистера Мукри. Это совершенно не означает, что тебя считают виноватой.

– Пусть бы лучше меня забрали вместо аббы, – прорыдала девочка. – Кто будет за Зейдом присматривать?

– Я тебя очень прошу, успокойся. Что у тебя спрашивал констебль?

– Спрашивал, не видела ли я, как абба заходил в дом. Я сказала, видела: помните, он пошел вас спасать, когда на вас кричал Мукри-сагиб. Потом не знаю, где он был. А потом он вышел, они его окружили, меня не подпускали. И увезли его!

– Мне нужно спросить у тебя еще одну вещь. Ты за последний час слышала что-то необычное?

– Они это тоже спрашивали. Я сказала правду: ничего мне было не слышно, только Джум-Джум плакал. У него зуб режется. – Девочка переминалась с ножки на ножку. – А вы не могли бы еще раз зайти в зенану? Бегум очень расстроены. И нехороший белый полицейский все еще в доме.

Тут Первин сообразила, что этот белый, скорее всего, – начальник младшего инспектора Сингха инспектор Воган. Первин велела Фатиме идти к брату. Потом подошла ко входу в зенану – там, у закрытой двери, стоял низкорослый англичанин лет под тридцать. Он лупил по двери кулаком.

– Намасте! – орал он, причем интонация не имела ничего общего со смыслом слова. Кроме того, мусульмане не пользуются этим индуистским приветствием.

– Добрый день, сэр! – обратилась к нему по-английски Первин. – Боюсь, что…

Инспектор резко развернулся, уставился на нее.

– Фарид-бегум?

Она протянула ему руку и представилась:

– Меня зовут Первин Мистри.

Руку он ей не пожал, лишь укоряюще уставился на нее выпуклыми голубыми глазами.

– Вы имеете какое-то отношение к джентльмену-парсу, который не дает работать моим сотрудникам?

Первин сдержанно произнесла:

– Я дочь мистера Джамшеджи Аббаса Мистри, мы вместе работаем в семейной юридической фирме. Вы инспектор Воган?

– Старший инспектор Воган. – Он прищурился и посмотрел на нее с подозрением. – А я и не знал, что существуют леди-вакил[69].

– Я поверенный, не вакил. – Первин вынула носовой платок, чтобы вытереть ладони, и попыталась говорить любезно. – Не знаю, упомянул ли мой отец, что проживающие здесь вдовы – пурдунашин. Подвергнув их допросу, вы глубоко оскорбите их чувства. Они очень редко общаются с мужчинами.

– Уж могли бы поступиться своими правилами ради поимки подозреваемого в убийстве, – проворчал инспектор.

– Обычай требует, чтобы мужчины в случае нужды разговаривали с ними через перегородку, – твердо произнесла Первин.

– Я уже десять минут колочу в эту дверь и готов ее выломать. Вы избавите меня от этой необходимости, если уговорите их со мной пообщаться.

Первин призадумалась: на раскрасневшемся лице инспектора читалось неподдельное волнение. Поскольку Мохсена взяли под стражу, вряд ли Воган считает одну из вдов убийцей мистера Мукри. При этом все они – потенциальные свидетельницы, ведь все время находились в доме. Ради их душевного благополучия ей следует сперва встретиться с ними с глазу на глаз.

– Я буду рада оказать вам помощь, инспектор Воган, но должна вас предупредить: в разговоре со мной наедине они будут гораздо откровеннее. Хотите, я спрошу у них, что они видели или слышали?

– Понятное дело, – ответил, слегка смягчившись, инспектор. – Вам известно, где проживает семья Файсала Мукри?

Первин покачала головой.

– Увы. Мистер Мукри был холост и работал в текстильной компании Фарида – возможно, у управляющего есть на него досье со сведениями о родственниках.

– Есть еще этот привратник. Девочка-служанка сказала Сингху, что он некоторое время пробыл в доме, потом куда-то ушел по поручению. Но она его дочь и могла соврать. Я не вижу причин привратнику покидать свой пост и бегать по поручениям, – добавил он, фыркнув.

– Я постараюсь по мере сил расспросить дам, – заверила его Первин. – Вы будете на другой половине дома?

Воган моргнул, явно от изумления. Видимо, он не привык к тому, что индийцы задают ему вопросы.

– Да. Я буду на месте преступления вместе с коронером.

Под потолком просторной гостиной на первом этаже негромко гудели вентиляторы; Сакина сидела, откинувшись на диванные подушки. Вторая вдова склонилась над рукодельем – вышивкой. Дочь Разии Амина вроде бы читала книгу.

Из маленькой боковой комнаты доносилось негромкое бормотание.

– Разия молится, – пояснила Сакина, кивнув в сторону комнатки, где находился так восхитивший Первин михраб. – Я с дочерями уже помолилась. Разия хотела, чтобы и Амина помолилась тоже, но она