Хелен была такой забавной и эксцентричной. Я любил ее креативность. Мы вместе затерялись в лесах искусства, в красотах визуальных райских кущ. Я обожал ее страсть к искусству, которая не уступала моей собственной. Я не встречал подобных людей прежде. Я любил ее свободный дух и необузданность. Она любила мои упорство и честолюбие. Полагаю, мы оба влюбились в совсем не тех людей, какие мы есть сейчас. Люди меняются.

Раньше Хелен считала, что я сумею «пробиться». Но каждый из нас по-своему понимал, что это значит. Сколько раз она говорила, что я впустую растратил свой талант. Я думал то же самое о ней, но никогда не говорил этого вслух.

Знаю, она считает меня неудачником. Я же всю жизнь лишь следовал своей мечте, а что еще остается? Я мог бы поступить, как она: обменять мечту и честолюбивые стремления на работу, которую мог бы сносить ежедневно, но я не был бы счастлив. Возможно, я всего лишь учитель рисования и зарабатываю в три раза меньше, чем она, но, по крайней мере, я цепляюсь за свои мечты. И кто знает, возможно, это письмо – знак, что мне наконец надо приложить больше стараний. Может, мне следует выставить мои работы, чтобы все увидели, чего я стою.

Апрель 2016 года

Стефани

– Остановись у дороги! – кричу я Эви, которая мчится к шоссе с пугающей тревожной скоростью.

Это самое тихое шоссе на свете, но я все равно каждый раз волнуюсь. Никогда ведь не знаешь, правда? Хватит и секунды, чтобы у вас отобрали кого-то, кого вы любите. Вот она тут – смеется, болтает, дышит… и… раз! – и ее не стало. Мэтт считает, что я чересчур опекаю детей. А мне кажется, я просто осторожна. Я защитила бы своих девочек ценой собственной жизни.

Я люблю отводить девочек в школу и в детский сад. Это любимое мое время дня. Можно возить их на машине, но нам всего пятнадцать минут пешком, а я люблю болтать с ними по пути. Эви щебечет о всяких пустяках, указывает на бабочек, пчел и птиц. Она срывает маргаритки и нежно дарит их Аделаиде, постоянно при этом хихикая. Я люблю смотреть, как она бежит вприпрыжку в своей милой школьной форме. Ее ярко-белые носки контрастируют с начищенными черными туфельками. Плиссированный передник в темно-синюю клетку взмывает и опадает, когда она гордо катит сестру в детской коляске. Она требует, чтобы каждый день ей вплетали в волосы ленточки. Эви – такая модница. Думаю, Аделаида станет такой же.

Пока мы идем по тропинкам через поле колокольчиков, Эви рассказывает мне про игру в поиск пасхального яйца, которую собираются устраивать в школе. Я люблю проводить Пасху с детьми. Мама всегда раскладывала для нас с Эбони пасхальные яйца по дому и саду. Мы просыпались в Пасхальное воскресенье и обнаруживали, что у двери в наши комнаты висят корзинки, и нам предстояло обшаривать дом в поисках маленьких шоколадных яиц и зайцев. На кусты в саду она вешала фунтики с карамельками, поэтому к нашему пробуждению сад превращался в волшебную страну сладостей. К концу дня корзинки ломились от вкусностей. Для меня было важно продолжить традицию для моих девочек.

Я так рада, что пришла весна. По всей деревне из земли вылезают нарциссы и еще много мелких чудесных цветов, названий которых я не знаю. Но они очень милые: темно-розовые, лиловые, желтые, ярко-оранжевые, лимонно-зеленые и красные. Правда-правда, похоже на что-то из телесериала: классическая сонная английская деревушка, где никогда ничего не случается. Девственные сады и идеальные жизни. Разумеется, они не идеальны, но видимость именно такова.

Отправив детей в школу и детский сад, я чувствую, как внутри у меня все дрожит – такое случается, когда знаешь, что вот-вот должно произойти нечто важное. Я все утро старалась выбросить это из головы, сосредоточившись на детях: собирала их в школу. Но теперь они благополучно под опекой воспитателей, и я не могу больше избегать своих мыслей.

Я спешу назад домой и переодеваюсь на работу. И вообще сегодня не обычный рабочий день. Мне хочется как следует подготовиться после ухода девочек, поэтому я в мире и покое принимаю душ и накладываю макияж.

Я долго перебираю вещи, так как понятия не имею, что мне надеть. Не хочу выглядеть слишком официальной, не хочу, чтобы показалось, будто я приложила слишком много усилий. Но в то же время мне нужно выглядеть красивой. Нет, не красивой.

Мне надо выглядеть…

Особенной.

Я останавливаюсь на красном, приталенном платье до колен без рукавов и черных лодочках на шпильках. Достаточно строго для такого случая. На работу я никогда бы его не надела, но там будет пресса, а значит, не возникнет подозрений, если я оденусь чуть элегантнее обычного. Еще я накладываю чуть более яркий макияж, чем обычно днем: черная подводка для глаз и красная помада составляют яркий контраст с моими светлыми волосами. Иногда я смотрю на себя в зеркало перед работой и поражаюсь, когда это я успела стать взрослой. Казалось бы, еще вчера я ходила в университет, болталась в ливайсах-буткат, с дешевыми сумками из «Интернэшнл» и экспериментировала с той жуткой помадой для волос, от которой заколки красились в ужасный бронзовый цвет. Теперь я ношу на работу приталенные платья и высокие каблуки, и те, и другие стоят больше, чем плата за комнату в общежитии на целый семестр.

Перед тем как выйти из дома без трех минут десять, я останавливаюсь перед ростовым зеркалом. Я нервничаю, я испугана, я очень волнуюсь.

Один-единственный день, когда на работу мне надо попасть пораньше, а на дорогах чертовы пробки. Я на полчаса застреваю на двухполосном шоссе, которое как будто вообще не движется. Неведомые муниципальные силы утром именно этого понедельника решили начать абсолютно ненужные дорожные работы и тем самым разрушить всю мою жизнь. Каждая клетка в моем теле дрожит от чистейшей ярости.

Я звоню нашей ресепшионистке Джорджии, чтобы сказать, что опоздаю.

– Хорошо, Стефани. Презентация уже началась, но, будем надеяться, ты успеешь к перерыву на кофе, – весело отвечает она.

– Да, да. Но мне бы хотелось с ними познакомиться. Пожалуйста, не отпускай их до моего приезда! – отвечаю я, надеясь, что она уловит бесконечное отчаяние в моем голосе. На часах – 10.46.

Лифт звякает на втором этаже, и я выбегаю из кабины. Нет, конечно, это не бег, скорее быстрый шаг. Но и он наводит на мысль, что я куда-то опаздываю. А ведь я и правда опаздываю. На часах – 11.25.

Я проскакиваю мимо Джорджии, которая болтает с курьером, расписываясь за какие-то документы.

Боже, пожалуйста, пусть бы они еще не ушли!

Прибавив шаг, я направляюсь в главный конференц-зал, чувствую, как от нервов у меня сводит желудок – в нем такая тяжесть, словно я ком цемента проглотила. Пытаясь успокоиться, я делаю несколько вдохов, но я иду так быстро, что толку от этого никакого. Шпильки цепляются за ковер, я уверена, что вот-вот упаду, – что увенчает вообще провальный день.

Если подумать, мне следовало бы заглянуть в окно конференц-зала, прежде чем врываться. Следовало бы остановиться на секунду, чтобы восстановить самообладание, а не влетать на скорости сто миль в час.