Ивейна тоже дракон, так сказала ее мать, амира Миррель, и у нее большое сердце. Жизнь — это все, что есть у Ив, она выхватила кинжал и отстранилась от Эйнара. Тот сделал глубокий вдох и развернул грудь, над площадью пронеся не то стон, не то крик, Ивейна посмотрела в глаза Эйнара и ударила кинжалом точно себе в сердце.

Горячие капли брызнули на амулет, Иви как во сне видела испуганные лица — Эйнара, Рассела, матушки, их светлостей, всех троих центурионов. Она чувствовала, что слабеет, сильные руки подхватили ее, вокруг все заволокло плотной дымкой, ей показалось, что она видит яркий свет, рассеивающий дымку, и поняла, что этот свет идет от амулета. А потом словно в сердце хлынул поток, горячий, живительный, ее стало затягивать, как в воронку, сознание помутилось, и Ивейна лишилась чувств.

Рассел умирал вместе с Ивейной. Он уже несколько раз умер с тех пор, как три центуриона шагнули в тронный зал, и сам момент физической смерти для него был лишь вопросом времени. Рас не боялся смерти, ведь ту жизнь, которой он жил последние семнадцать лет, он так и не научился считать настоящей. Ему все казалось, что он проживает чью-то жизнь, чужую, а его собственная застыла в тот миг, когда он потерял память. Когда уже умер однажды за городской стеной.

Его дом, его родные, друзья — у него ведь наверняка были друзья, а может даже любимая? Никто не стал его искать и беспокоиться о нем, неужто он был таким никчемным? Но перед этой хрупкой девушкой Рассел Северин испытывал гнетущее, тягостное чувство вины, ведь это он потащил Ивейну к Сибилле, он втянул ее в эту историю с черной магией. Она могла прожить долгую, счастливую жизнь, в нее по уши влюблены оба наследных принца, несмотря на то, что Иви никогда не была красавицей. Вот разве что амираны…

Цена, объявленная рыжей колдуньей, оказалась слишком высока, а маленькая Ив слишком добра. Она так и не смогла принести в жертву ни одного из дорогих ее сердцу драконов, и теперь она никогда не станет амираной Элиссой, а принцы навсегда останутся орланами.

Рассел стоял у помоста, не все ли равно, в каком месте испустить дух? Пусть Иви видит, что ее кровный здесь, и будет с ней до самого конца. Но когда на помост вскочил Эйнар, что-то дрогнуло в душе у девина, геронский принц целовал свою настоящую невесту и принцессу, даже не подозревая об этом. И на миг Расу показалось, что этот поцелуй развеет чары, проклятие черной магии отступит перед силой любви, и амулет обойдется без драконьей крови.

Но ничего не изменилось, и когда Ив выхватила кинжал, Рас оцепенел. Неужели она все же решилась пожертвовать своим возлюбленным драконом? Тем неожиданнее отозвалось колющей болью в груди его истерзанное сердце, а затуманенный взор едва успел различить, как в обернувшейся вокруг Ивейны дымке засиял алый камень.

А потом его ударило в сердце раз, другой, третий. Рассел согнулся пополам, хватая воздух, и вдруг словно кто-то сорвал невидимую пелену. На него потоком хлынули лица, обрывки, а затем целые картины. Вот молодой, подтянутый отец подсаживает на морава маленького Итема, вот матушка сует ему в грязную руку сладкий пирог, а он откусывает на бегу и мчится назад, к реке, там где мальчишки прыгают в воду со старого раскидистого дерева. А вот сестренка вытирает слезы и обнимает его, провожая на службу, и отец с матерью уже не такие молодые, и дом их совсем захирел, потому и поступил он, молодой восемнадцатилетний Итем Родерик, в гвардию его величества. А это же Джейна, Пресветлая Матерь, у него и невеста была, почему его никто не стал искать?

«Тебя объявили государственным преступником и обвинили в измене, — раздался грустный голос внутри, — твоим родным сказали, что ты казнен по закону военного времени. Твоя матушка до сих пор оплакивает тебя. А Джейна давно выскочила замуж», — добавил голос с прохладцей. Рассел-Итем удивленно поднял голову и увидел, как наследник Героны грозно трясет хрупкую, редкой красоты девушку, с длинными до колен золотистыми волосами, нависает над ней и рычит:

— Где она? Что ты с ней сделала?

«Я не умер? Пресветлая Матерь, это все наяву? И этот геронский засранец сейчас вытрясет душу из своей законной невесты…»

— Кто ты? — снова встряхнул за плечи девушку Эйнар. — Где моя Ив?

— Успокойся, Эйнар, — голосом Ивейны сказала Элисса и оттолкнула принца, отчего тот остолбенел, — я и есть Ив. Отойди, не мешай, — она сдернула амулет и подбежала к орланам.

Толпа восторженно гудела, Третий Центурион вскинул было меч, но Первый потянул его за рукав и сделал неопределенный жест, означающий скорее «давай посмотрим, что будет дальше». Второй центурион увидел живого Рассела и озадаченно поднял брови, словно перед ним восстал трехдневный мертвец. Сагидар с расширенными от изумления глазами напряженно следил за девушкой, а та поочередно надевала амулет на каждого из орланов, вытирая глаза свободной ладошкой.

— Что происходит, Рас? — возмущенно указал на нее Эйнар, делая шаг к краю помоста. — Кто она такая, эта девчонка? Почему она говорит голосом Ив?

Рассел положил на помост согнутые в локтях руки и вздохнул, перенеся вес тела. Ноги его вовсе отказывались держать.

— Потому что она и есть Ив, ваше высокородие, это Элисса Болигард, ваша единственная и законная невеста.

Площадь взвыла, раздались восторженные крики, Эйнар обернулся и попятился, Рассел положил подбородок на сложенные руки. На краю эшафота белые птицы взмахивали крыльями, которые, словно ломаясь, на глазах принимали вид человеческих рук, и спустя несколько мгновений перед ошеломленной Леарной предстали трое молодых людей, облаченные в белые одежды.

— Тьма меня раздери, Арчибальд, наконец-то я стою на ногах, а не на этих проклятых кривых лапах, — проворчал один из двоих, похожих, как две капли воды. Он похряхтел, выпрямляясь, а затем раскрыл объятия и широко улыбнулся золотоволосой девушке: — Ну здравствуй, сестренка! Какая же ты у нас умница!

— А это еще кто такие? — ревниво нахмурился Эйнар. Юноша помладше подошел к геронцу и от всей души смачно заехал ему кулаком в челюсть.

— С первого дня мечтал это сделать, — с удовлетворенным видом сказал он ошалевшему наследнику, — всегда тебя терпеть не мог!

— Позвольте, — раздался звенящий от негодования голос, и к помосту пробрался главный магистр Зора, — позвольте, уважаемые сеноры, а вы, собственно, кто?

— Мы? — переспросил его тот, кого брат назвал Арчибальдом, а затем поднял голову, с явным наслаждением подставляя лицо солнцу и ответил, довольно щурясь и пожимая плечами. — Драконы!

Рассел продолжал опираться о помост и с тайной радостью наблюдал за трепетными объятиями братьев с младшей сестрой. Она смеялась, по очереди обнимала их, гладила торчащие вихры Севастиана, меньший из братьев смотрел на сестру с обожанием, а Арчибальд с Леграсом то и дело бережно стирали с ее сияющего личика влажные дорожки. Эйнар, все еще не веря в происходящее, растерянно смотрел то на принцев, то на Рассела, словно спрашивая у него, правильно ли он истолковал его слова.