рыба находится в воздухе, а не в воде, это значит, что скоро той предстоит последнее перемещение, то есть на сковородку или в кастрюлю. Но, похоже, эта гигантская рыба так не считала и продолжала как бы плыть, оставаясь на месте.

Голая женщина озиралась по сторонам и визжала не переставая. Она была худой и бледной, с длинными руками и светлыми волосами. Глаза у нее были белесые, нос острый, и она напоминала покойную супругу рыцаря Фулхерта как родная сестра-близнец.

Сообразив это, служанка всплеснула руками и заголосила, сама не своя:

– Госпожа, госпожа! Что же с вами такое стряслось-то, госпожа! Откуда рыба эта и почему вы голая? Да разойдитесь же, черти, пустите меня к хозяйке! Не видите разве, это супруга господина Фулхерта с того света вернулась, да не одна, а с прибытком!

Тут со всех сторон на служанку ополчились добрые горожане.

– Как ты можешь такое говорить, что с того света вернулась? Конца времен-то еще не было, а с того света мертвые придут только после скончанья мира!

– Верно, верно! Богохульница! И хозяин ее такой же – вон, весь в черном ходит.

– Он ходит в черном, потому что благородный! – бойко отвечала служанка, а на нее со всех сторон кричали:

– Пролезла вперед всех и теперь нагличает!

– Тут и получше есть, которым поглядеть охота!

– Когда еще голую бабу увидишь, а тут в естественном виде показывают!

– Супруга Фулхерта давно в могиле истлела, а эта, вон, в теле и гладенькая!

– Что ты такое говоришь про «прибыток», бесстыжая? Видано ли, чтобы женщина родила рыбу?

– На том свете и не такое бывает, – кричала служанка, вся красная и в поту. – Вам-то откуда знать?

– А тебе откуда знать?

– А мне каноник рассказывал!

– Какой еще каноник? Будет каноник с какой-то девкой кухонной говорить!

– Он не со мной говорил, а с господином, а я в углу сидела и слышала! – надрывалась служанка. Она вовсю орудовала кулаками, пробиваясь к женщине с рыбой. – Пустите меня к госпоже!

Наконец она выскочила из толпы, как пробка, выбитая из бочки, и подбежала к женщине.

– Госпожа, госпожа, давайте мне эту рыбу и бежим скорее домой! – захлопотала служанка.

Но женщина крепче вцепилась в рыбу, уставилась на служанку безумным взором и, разинув рот еще шире, завопила еще громче.

– Да что ж за беда-то такая! – вздохнула служанка и опустила руки.

– Видишь? Не госпожа это твоя! Отойди, не мешай! – кричали ей из толпы. – Что встала-то? Не видно ничего!

Тут крики где-то стали громче, где-то тише, толпа заколыхалась, сжалась, раздалась надвое, и вперед, предшествуемый вооруженными слугами, выступил священник из собора Богоматери Ханс ван дер Лаан, пожилой, весьма упитанный и до крайности достопочтенный. Он даже настоятелем мог бы стать, если бы не возраст.

Служанка сразу юркнула за фонтан, а Ханс ван дер Лаан вопросил сурово:

– Кто ты, женщина, и почему разгуливаешь в столь непотребном виде?

Женщина, как и рыба у нее под мышкой, принялась разевать и закрывать рот. По крайней мере, теперь она больше не издавала пронзительных звуков, от которых все в голове начинало чесаться.

В толпе осмелели, и донесся выкрик:

– Девчонка из дома Фулхерта утверждает, будто это – ее покойная госпожа!

– Успокойтесь, – мягко обратился к толпе святой отец, – такое никак невозможно, ибо супруга господина Фулхерта скончалась год назад, а мертвые вернутся к нам только после того, как этот мир будет свернут подобно свитку.

– Мы так и говорим! – раздался другой голос. – Немыслимое это дело, чтобы она вернулась вот так запросто. Из ада дороги нет.

– Как у тебя язык-то повернулся! – не выдержала служанка и выскочила из-за фонтана. – Какой такой ад? Хозяйка наша была знатная и красивая, такие в ад не попадают! Да и прожила она недолго. Проживи подольше, может, и успела бы нагрешить, а так-то… – Девчонка всхлипнула и вытерла грязным кулаком нос.

– Так из рая ни один дурак возвращаться не захочет, – подал голос тот же горожанин. – Ясное дело, из ада она сбежала.

Женщина села на корточки и прикрылась спереди рыбой. Рыба продолжала шевелить плавниками и в своих мечтах куда-то медленно плыть.

– Адское она создание или райское, наваждение она, жертва колдовства или же сама колдунья, подпавшая под власть диавола, – с этим не вы будете разбираться, а мать наша Церковь, – изрек Ханс ван дер Лаан. С этими словами он снял с себя мантию и набросил ее на женщину, сам оставшись в сутане, и произведя таким образом некоторое потрясение в умах собравшихся.

Служанка закричала:

– Куда вы ее ведете?

– В дом церковного причта, – сказал Ханс ван дер Лаан, обернувшись к девочке. – И передай своему господину, чтобы приходил как можно скорее.

Служанка опрометью бросилась бежать домой, а чтобы пробраться сквозь толпу, вцепилась в сутану святого отца, и так он как бы провел ее сквозь море житейское и вывел в пустой переулок, где они и расстались.

В переулке служанка встретилась со своими товарками, которые потерпели кораблекрушение в этом житейском море, подобрала их, подобно кораблю, что принимает на борт всех не до конца утонувших, и повела к дому их господина.

Рыцарь Фулхерт нервно барабанил пальцами по столу и смотрел на бокал вина, который для успокоения взволнованных чувств намеревался выпить после богослужения.

Заслышав топот ног своих служанок, он резко обернулся к входу. Первой выступила вперед девчонка и выпалила:

– Супруга ваша вернулась!

Другие служанки мялись, отводили глаза и не решались ничего сказать.

Рыцарь Фулхерт медленно побагровел.

– Да как у тебя язык повернулся?

– Хоть его преподобие Ханса ван дер Лаана поспрошайте, он вам правду скажет! – бойко отвечала девчонка. – Он на площади был и все видел вот этими глазами. – Она растопырила пальцы и ткнула себя в глаза. – Вот прямо так и видел! Голая, кричит, и рыба под мышкой. Рыбу он с собой забрал.

Все замолчали. Девчонка переводила дыхание, рыцарь Фулхерт вообще дышать забыл, а остальные дышали, но тихонечко, и отвернувшись в сторону. Потом Фулхерт с трудом нарушил молчание:

– Еще что?

– Его преподобие сказал, чтобы вы шли в дом церковного причта, – сказала девчонка. – Ту голую женщину туда увели. Он ее в свою мантию закутал. Святой человек.

Фулхерт быстро схватил кубок, осушил его одним глотком и выбежал из дома.

Он шел по улицам широким шагом, не глядя ни вправо, ни влево, чтобы ни с кем не встречаться глазами, но все равно чувствовал на себе насмешливые взгляды. Сейчас ему хотелось сжечь весь этот проклятый город Антверпен, и только выпитое вино немного удерживало его от столь