— Именно! Даже если бы кто-то заметил, что дела похожи, часть важной информации после казни лорда Рауля все равно была бы утеряна, — продолжила я строить логические выводы. — Однако, по-моему, с такой поспешностью приговорить графа к смерти хотели именно для того, чтобы помешать внимательно приглядеться к убийству его брата и леди Алисы. И им почти удалось! — Я посмотрела на призадумавшихся троих мужчин и напомнила: — Даже карты советовали сконцентрировать все силы на деловых и личных отношениях убитых. Но мы сосредоточились на втором убийстве, постоянно упуская из виду первое.

— Кстати… — вдруг прервал меня Эрик. — Судя по показаниям неодушевленных свидетелей, убийца и в первый, и во второй раз была в трико и маске. Трико вы нашли и допросили. А маску?

— Маску надо искать. — Согласно кивнув, я присела обратно на стул. Вдохновляющий запал слегка подутих. Внимательно оглядев каждого из троих мужчин, я мысленно порадовалась тому, что решилась высказаться. Явственнее всего на лицах моих собеседников светилось разочарование, граничащее с возмущением. И прямо витало невысказанное «я так и думал!».

Ну естественно! Мужчины!.. Даже Эрик втянулся в эту игру, хотя его-то я считала вполне себе здравомыслящим человеком, далеким от предрассудков. Но похоже, мысль, что от Рауля пытались избавиться не из-за его магического дара, способного раскрыть оба дела, а в качестве наиболее подходящего кандидата на роль обвиняемого для первого, оказалась слишком неординарной. И только я рискнула ее озвучить, не боясь показаться глупой. А остальная троица если и подозревала, что подобное возможно, старательно отмалчивалась. Каждый из троих боялся даже предположить вслух, что мы изначально пошли по неверному пути, зациклившись на редких магических способностях графа. Но если предположить, что убийцы о нем знали, но он не был решающим фактором… Или, кстати, вполне вероятно, что Эдвига просто всегда убивала в обезличенном наряде и маске, на всякий случай, чтобы ее лицо не увидели жертвы и не смог разглядеть ментальный некромант. И тогда получается, что… Получается, что нам надо активно собирать информацию о Георге и пытаться связать между собой его, Алису, герцога Левкерберна и маркиза Хоттербона. И понять, что же такого важного в первой убитой паре. Хотя убийцу мы обнаружили, расследуя второе дело.

— Странно, что она не сбежала, — высказался Эрик, словно подслушав мои мысли. По крайней мере я сразу поняла, что он не о маске, а об Эдвиге.

— Вероятно, в доме Левкербернов осталось что-то важное, — предположил Патрик, и после этого у нас всех практически хором вырвалось:

— Розовые конверты!

— И вполне возможно, что они до сих пор там, ведь Эдвига… — начать фразу я успела, а потом меня, как это иногда бывает, накрыло озарением. Хорошо, что с этим моим недостатком уже были знакомы и Эрик, и Рауль. А Патрик помолчал из вежливости, выжидающе глядя на меня. И я, застыв в задумчивости, смотрела именно на него.

Маркиз был красив, как породистый хищник. Четко вылепленные скулы, аккуратно очерченный рот, ясные серые глаза. Стянутые в тугой хвост золотые локоны и выбившаяся на волю челка, которую так и тянуло поправить. Когда мы объявляли о нашей помолвке, я видела много разочарованных девичьих лиц. Родители очень старались, выбирая мне мужа. И мне очень нравился их выбор!.. Но… когда я смотрела на плотно сжатые губы Патрика, я могла представить, как он целует мне руку, а вот как он… как мы… О чем я опять думаю?!

Так, началось все с Эдвиги, которая не сбежала из дома Левкербернов, потому что ей надо было что-то там найти. Что-то, что она не могла обнаружить уже достаточно давно, ведь убийство герцога случилось не вчера, а почти неделю назад! И вероятнее всего, она так это и не нашла, когда объявились мы с графом. Или нашла? Просто непонятно, почему вместо того, чтобы спокойно отыграть обычную горничную, как она поступила во время общего допроса, Эдвига попыталась убить меня и Рауля! Причем дважды!..

Едва вспомнив, как стояла под дулом ее огнестрелов, я поежилась от легкого озноба. Страшно! Ужасно страшно осознавать, что еще секунды — и ты умрешь. Не понимаю, как граф выдержал и… как он до сих пор выдерживает этот кошмар!.. Ведь, по сути, топор так и висит над его шеей.

А он сидит с нами, пытается шутить, доказать мне, что не совсем уж циничный жестокий гад, не уважающий женщин. Вспоминает подробности своей прошлой жизни, а не бегает в панике по округе, вырывая волосы и крича о том, что прошло уже двое суток, вот-вот начнутся третьи, а их у нас всего семь!..

У него всего семь суток, двое из которых уже прошли. Просто прошли… Мы ничего не обнаружили, чтобы его оправдать. Нам нечего предъявить суду, кроме Эдвиги, которую косвенно, с натяжкой, можно обвинить по второму делу, приложив наши вычисления потенциальных подозреваемых и показания истопника.

Возможно, в министерстве что-то придумают, чтобы доказать ее вину в убийстве под мостом. Не знаю, правда, как… Но там есть время, а вот к Фрехбернскому столкновению эта дама пока никак не притягивается, кроме как логическими умозаключениями и показаниями неодушевленных свидетелей, добытыми обвиняемым. То есть веры в последнее никакой.

— Эдвига почему-то очень настойчиво хотела убить нас двоих. Значит, она или нашла то, что искала, и планировала с этим сбежать, а наше появление ей как-то помешало, хотя я не понимаю как. Или же убить нас было важнее… — огласила я мужчинам итог своих размышлений.

— Учитывая наличие воздушной ловушки, которую специально поставили в расчете, что мы в нее попадемся, вы абсолютно правы, леди. — Патрик едва заметно улыбнулся, потянулся через стол, чтобы взять меня за руку и нежно поцеловать мои пальцы. — Почему-то преступникам очень важно убить вас и лорда Рауля.

— Возможно, они хотят убить именно меня, а леди просто связана со мной… пока смерть не разлучит нас. — Граф немного нервно рассмеялся над собственной шуткой.

Последняя фраза произносилась во время бракосочетания. Поэтому неудивительно, что Патрик пронзил Рауля испепеляющим взглядом.

— Я-то с детства знал, что живу из милости и в любой момент эта милость может закончиться, вместе с моей жизнью. — Кажется, граф подслушал мои размышления о его психической стойкости и решил слегка расслабиться. Ну или настолько привык к веревке на шее, что действительно не ощущает висящего топора. — Отец довольно часто напоминал мне об этом, как и о том, что ради моих перчаток мать пожертвовала третью своего состояния. Я не оправдал надежды, не оправдал затрат на собственное рождение, разорил мать своими странными потребностями, не смог отстоять свое право на финансовую независимость от брата… Так что я всегда был семейным несчастьем, живущим одним днем. Но теперь, когда я точно знаю, что их у меня осталось всего пять, мне эгоистично хочется выяснить правду и найти виновных в смерти Георга. И одновременно хочется сдаться, чтобы не подвергать вас опасности, — всю эту пламенную речь Рауль выдавал мне. Глядя мне в глаза.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​И я видела, что он очень хочет выжить, отчаянно хочет выжить. Что бы он ни говорил о том, что живет одним днем, на самом деле ему безумно хочется, чтобы этих дней было значительно больше, чем пять. И сбежать обратно в камеру ему страшно.