— Нет, — сказала я, качнув головой, и мой шепотстранно отдался в комнате.

Она поманила меня бледной рукой.

— Как хочешь, ma petite, только подойди ближе, чтобы ятебя лучше узнала.

Я снова замотала головой, заставляя пальцы ощупывать тяжелуюнезнакомую ткань платья.

— Я не твоя ma petite.

— Конечно же, моя, потому что все, принадлежащееЖан-Клоду, принадлежит мне.

— Нет, — повторила я.

Такое было чувство, будто надо было сказать еще что-нибудь,но я не могла мыслить, видя ее, окутанную светом канделябров, и вазу состаромодными розами на столе возле ее локтя. Это были ее розы, выведенные иназванные ее именем много сотен лет назад.

Она встала в шелесте юбок, и от этого шуршащего звука у меняпульс забился быстрее, тело напряглось. «Беги, беги», — мысленно кричала ясебе, но тело отказывалось двигаться.

Она медленно шла ко мне, и груди ее возвышались над тугонатянутой тканью. Вдруг мелькнуло воспоминание, каково это — целовать такуюсияющую кожу.

Я подхватила длинную юбку обеими руками, повернулась навысоких каблуках и побежала. Комната исчезла, и я бежала по длинному, бесконечномукоридору. Там было темно, но это была темнота сновидения, когда даже без светавидно чудовищ. Хотя в нишах коридора это были не совсем чудовища.

По обе стороны от меня сплетались пары. Мелькала плоть,темная и светлая, образы телесного наслаждения. Я не видела ясно, да и нехотела видеть. Я бежала и старалась не видеть, но, конечно, не могла не видетьвсе. Из старомодных платьев вылезали груди спелыми плодами. Широкие юбкизадирались, показывая, что под ними ничего нет. Мужчина со спущенными штанами иоседлавшая его женщина. Кровь блестит на бледной коже, вампиры вскидываютголовы, белеют клыки, и люди льнут к ним, прося еще.

Я бежала быстрее, быстрее, путаясь в тяжелых юбках и борясьс корсетом. Было трудно дышать, трудно двигаться, и как бы я быстро ни бежала,дверь, видная в конце этого буйства кошмаров плоти, не приближалась.

Ничего такого ужасного в нишах не происходило. Ничеготакого, чего бы я не видела или в чем не принимала участия в той или инойформе, но почему-то я знала: если остановиться, перестать бежать, они менясхватят. А меньше всего на свете мне хотелось, чтобы они до меня дотронулись.

И вдруг дверь оказалась прямо передо мной. Я схватилась заручку, дернула — заперто. Конечно же, заперто. Я вскрикнула и еще раньше, чемобернулась, знала, что те, кто был в нишах коридора, уже вышли оттуда.

И голос Белль:

— Приди ко мне своей волей, ma petite.

Я прижалась к двери лбом, закрыв глаза, будто если несмотреть, то меня не схватят.

— Не называй меня так.

Она засмеялась, и этот смех ощущался как секс на коже.Приятен был смех Жан-Клода, но этот, этот... От его звука я судорожно прижаласьк дереву и металлу двери.

— Ты будешь кормить нас, ma petite. Это все равнослучится, но тебе выбирать, как именно.

Я медленно обернулась — как оборачиваются в кошмарах. Когдазнаешь, что горячее дыхание, обжигающее кожу, принадлежит чудовищу.

Белль Морт стояла посреди широкого гулкого коридора, ипамятью Жан-Клода я знала, что такое место действительно существует. Люди изниш сгрудились по обе стороны от нее — огромная полуголая толпа с голоднымиглазами.

— Я тебе предлагаю руку, приди и возьми ее, получинаслаждение, какое тебе и не снилось. Откажись... — Она повела рукой,одним движением указывая на охочие, жадные морды. — Это может быть сладкимсном — или кошмаром. Выбирать тебе.

Я покачала головой:

— Ты не даешь выбора, Белль. И никогда не давала.

— Значит, ты выбираешь... боль.

Толпа из-за ее спины бросилась на меня, и сон рассыпался. Ятяжело дышала в склоненное лицо Натэниела.

— Ты кричала во сне. Тебе снился кошмар? — спросилон.

У меня так колотилось сердце, что я едва могла сделать вдох.И кое-как выдохнула:

— Еще какой.

Тут я почувствовала запах роз — густой, удушающий,старомодный и почти до тошноты сладкий. И голос Белль эхом откликнулся вголове:

— Ты будешь кормить нас.

Ardeur запылал во мне, обдавая жаром кожу. Натэниел отдернулруки, будто от ожога, но я знала, что больно не было. Он стоял на коленях впутанице простыней, с расширенными глазами, и спортивные шортики натянулись набедрах. Спереди пока еще нет, он еще не возбудился, а я этого хотела.

Я повернулась на бок, протянула к нему бледную руку. —Приди, возьми мою руку.

И я тут же оказалась в том же кошмаре, только теперь я былаБелль.

Натэниел потянулся ко мне, дотронуться до моей руки, и язнала, что тут же перекинется на него, и я начну кормиться. Натэниел предыдущейночью потерял сознание, потому что я его истощила. Что будет, если я так скороснова к нему припаду?

— Стой, — сказала я почти твердо.

Кто угодно на его месте не остановился бы, но это былНатэниел, и он сделал то, что ему было сказано.

Он остался стоять на коленях. До Натэниела было несколькодюймов, и мне надо было только сократить эту крошечную дистанцию.

Надо было выбраться из кровати и уйти, но настолько сильна яне была. Я не могла оторвать от него глаз — от такого близкого, молодого,полного желания. И эти мысли были не мои.

Я нахмурилась, и смятение мыслей помогло мне оттолкнутьardeur достаточно надолго, чтобы сесть, чтобы глянуть в зеркало над туалетнымстоликом. Я хотела видеть, не запылали ли у меня глаза медово-карим огнем, нонет, глаза были мои. Белль не овладела мной, как было пару месяцев назад. Ночто-то она сделала: пробудила ardeur на несколько часов раньше.

Кровать двинулась, и я повернула голову, как хищник,заслышавший мышь в траве. Натэниел был именно там, где я его оставила, но он,очевидно, пошевелился, и этого было достаточно. Пульс забился у меня в горле,тело напряглось и распухло от желания. Такого желания я не испытывала никогда.Оно не давало дышать, не давало повернуться. Будто оно захватило меня всю, иничего во мне, кроме него, не осталось.

Это неправильно. Это не я. Я смогла встряхнуть головой,выпустить задержанное дыхание. В меня кто-то влез, и я даже знала кто, но незнала, как это прекратить.

Открылась дверь — Джейсон. Он стоял в дверях, потирая голыеплечи руками. Джинсы он натянул, но не позаботился их застегнуть. Я увиделапромельк шелковых трусов, светло-голубых, под цвет рубашки, которой сейчас нанем не было.

— Что ты тут делаешь, Анита? У меня сила по кожеползет.