Я попыталась что-то сказать сквозь раздувающийся в горлепульс и с третьего раза сумела выговорить:

— Ardeur.

Он вошел в комнату, все еще потирая руки, чтобы избавитьсяот мурашек.

— Ему еще рано, еще несколько часов.

Я хотела рассказать ему про сон, про Белль Морт, но не моглаоторвать глаз от шелка, видного из-под расстегнутых джинсов. Я хотелаподобраться к нему, спустить ему штаны до щиколоток...

Видение было такое яркое, что я закрыла глаза, обхватиласебя руками, чтобы удержать в кровати. Натэниел шевельнулся еще раз.

Он лег на кровать, и коса вилась за ним, как у Рапунцель.Лицо его было безмятежно. Он позволит мне все, что я захочу, даже залюбить егодо смерти.

Я подтянула ноги к себе, обхватила себя так, что сталобольно, и тогда смогла сказать:

— Уйди, Натэниел. Уйди.

Я услышала, как шевельнулась кровать, но не решаласьвзглянуть, держала глаза крепко закрытыми.

— Уйди!

— Ты слышал, что она сказала, Натэниел, — произнесДжейсон. — Уходи.

Я услышала тихие звуки его шагов, потом дверь закрылась.

— Можешь смотреть, Анита, он вышел.

Я открыла глаза, и комната была пуста, только солнечный светиграл зайчиками, и Джейсон стоял рядом с кроватью. Волосы у него были оченьжелтые в свете солнца, как масло, и глаза синие-синие. Я проследила линию еготела, широких плеч, мускулистых рук, груди с бледными сосками. Ни на груди, нина животе волос не было. Многие стриптизеры бреют тело. Я видела Джейсона голымдостаточно часто, чтобы знать, что он побрит. Я только не замечала как. Он былмой друг и голый тоже оставался другом. Никто не таращится на пах своего друга,чтобы посмотреть, сколько там волос.

Сейчас, сидя на кровати и обнимая себя руками, я неиспытывала дружеских чувств, я сходила с ума. Мне хотелось спрыгнуть с кроватина него. Чтобы он был голый.

— Что тебе сейчас нужно? — спросил Джейсон.

Я подняла на него глаза и не знала, плакать или орать, нонаконец нашла слова и хриплым голосом протолкнула их через пульсирующее горло:

— Питаться.

— Я знаю. — Вид у него был очень серьезный. —Что нужно, чтобы я сделал?

Я хотела ему сказать, чтобы он ушел, но промолчала. Микиздесь не было. Вампиры все еще мертвы для мира. Натэниел на сегодня нерассматривается. За пределами комнаты были еще многие, но ни одного, к кому мнехотелось бы прикоснуться. Даже ни одного друга не было.

Я посмотрела на Джейсона. Квадрат солнечного светарасплескался по его груди, обрисовав его золотом и теплом.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, Анита?

Я едва смогла прошептать:

— Корми меня.

— Кровь, плоть или секс? — спросил он так жеосторожно и серьезно.

Мой ardeur всегда был смешан и с другими желаниями, но несегодня. Сегодня нужда была только одна.

— Секс.

Только это слово я и смогла произнести, не давая себеброситься на него.

Серьезная физиономия вдруг расплылась в ухмылке.

— Поработаю за твою артель.

Я соскользнула с кровати, на миг встала перед ним голой. Яхотела к нему броситься, прыгнуть на него, поиметь. Не было приличного словасказать, чего хочет мое тело. Но этого не хотела я. Я хотела избежать сношения,если удастся. С Натэниелом мне это удавалось месяцами. Наверняка один разудастся и с Джейсоном.

Я закрыла глаза и медленно сделала несколько глубокихвдохов, потом упала на четвереньки. И поползла к нему с таким ощущением, будтоу меня есть мышцы там, где их не должно быть. Мой зверь катался в моем теле,как кошка катается на спине, потягиваясь на солнышке. Но ardeur заглушил зверя,будто желание стало огромной рукой, сметающей все другие нужды.

— Ты не будешь брюзжать, что пришлось предстать передомной голой?

— Нет, — прошептала я, не доверяя своему голосу.

Он был бос. Я наклонилась и лизнула ногу.

Он выдохнул прерывисто:

— Господи!

Я поползла вверх по его ногам, перехватывая руками, пока неоказалась перед ним на коленях.

И обняла его, вцепилась в джинсы, прихватив ягодицы. Ониспустил какой-то горловой звук, и я не стала рвать на нем одежду.

А прижалась лицом к его ляжке, отвернувшись от паха. Моесамообладание повисло вдруг на очень непрочной нити. Из долгой практики сНатэниелом я усвоила, что единственный способ не сделать больше, чемнужно, — делать все осторожно, медленно. Но мне не хотелось бытьосторожной, и медлительность — последнее, что было мне нужно. Я хотела умолятьего взять меня. Черт возьми, я же умею и лучше!

Джейсон погладил мои волосы, и это нежное прикосновениезаставило меня поднять голову. Я смотрела ему в лицо вдоль линии тела. На лицеего было то выражение, когда мужчина уверен в тебе, знает, что сейчас будет. Яникогда не думала увидеть его на лице Джейсона — относительно себя. От этоговзгляда весенне-голубых глаз у меня из горла вырвался стон.

Он забрал в горсть мои волосы и едва слышно сказал:

— Встань.

— Что? — не поняла я.

Он наклонился, взял меня за руки, поднял. И поцеловал, датак, будто хотел влезть в меня губами, языком, зубами, — то ли целовал, толи поедал.

Руки его скользнули вниз по моей спине, потом ниже, навыпуклость бедер, пока не дошли до ляжек. Он поднял меня — просто руками заляжки, не отрывая губ от моих. Это движение раздвинуло мне ноги, прижало кнему. Ощущение его твердости и готовности, так прижатой к моему телу, извлеклоиз меня тихий звук, и он проглотил его, будто пробуя на вкус.

Руками он отодвинул мое тело от своего, а я все еще обнималаего за плечи, и рука моя бродила в детской мягкости его волос. Он передвинулруку мне на ягодицу, поддерживая этой рукой весь мой вес, а другая его рукаоказалась между нами. Секунда у меня была, чтобы понять, что он собираетсяделать. Я сопротивлялась желанию, которое навел на меня ardeur, сопротивляласьощущению его рта на моих губах, его тела в моих объятиях, я смогла отодвинутьсяи только сказать «Джейсон», и тут он двинул бедрами вперед, вверх. Ощущение еговнутри меня было именно то, что хотел ardeur. Именно то, что хотела я.

Он вошел без всякой нерешительности или нежности. Онпробился в тугую влажность моего тела, обеими руками держа меня сзади за ляжки,натягивая на себя и вталкивая себя в меня. Я вскрикивала раз за разом.

Он сделал несколько шагов и почти бросил меня на крайкровати, и вся тяжесть моего тела была по-прежнему у него в руках, прижата кнему. Он остался стоять, прижимая меня телом к краю кровати и держа так, будтоя ничего не весила.