Блин, не навоевался, родимый. Мало тебе было чеченских баталий, теперь вот на Великую Отечественную потянуло… Да, потянуло! Если все по углам зароются, то кто Родину будет спасать?! Высокопарно? Есть немного, но суть от этого не меняется. Понятно, что и без моего участия в предыдущем витке истории СССР разбил гитлеровскую Германию, но я же сам себе не прощу такого малодушия!

Правда, ещё вопрос, доживу ли я до момента, когда передо мной распахнутся лагерные ворота. Зашлют, чего доброго, в тайгу, и откину там коньки, несмотря на своё завидное по здешним меркам здоровье. Или выйду инвалидом, каким-нибудь чахоточным, как не дождавшийся конца этапа Петрович. Может, если не косячить, и удастся прокантоваться при заводике в более-менее благоприятных условиях.

Через день, так же вернувшись со смены, обнаружил в бараке осунувшихся Меченого, Клыка и Креста. Глаза Козьева горели злобой, и он не нашёл ничего лучше, кроме как докопаться до дневального, отвесив малахольному крепкую затрещину. Митяй с криком «За что?!» улетел в угол барака.

– Было бы за что – вообще прибил бы, – пробурчал Меченый, растягиваясь на шконке.

– Пожрать бы сейчас… – мечтательно добавил Клык. – Как утром бурдой накормили, так во рту ни крошки. А я все свои запасы ещё на этапе подъел.

– У меня сухарей малость осталось, – предложил я.

– О, ништяк! А чифирёк мы сейчас на буржуйке сообразим.

Вместо чайника – принесённая кем-то жестяная банка из-под невесть как попавшего на зону яблочного повидла. Самого повидла, ясное дело, в банке и след давно простыл, а вот для кипячения воды, призванной впоследствии при добавлении заварки стать чифирём, да чтобы хватило человек на десять разом – самое то.

Кто-то из зэков, включая прибывших ростовским этапом, тоже выразил желание поделиться. Не всех успели обобрать на пересылках и на первом лагерном шмоне, нашёлся к сухарям и небольшой шматок сала, чуть менее долгоживущий продукт. Кто-то протягивает Клыку ложку с заточенной с одного края ручкой, и тот принимается резать сало тонкими кусочками, аккурат на каждого забившегося в этот угол едока.

Ну и несколько кусков сахара пришлись кстати. Так что через полчаса мы, десятка полтора зэков, сидели большим кружком, обжигаясь пили по очереди из жестянки ядрёный чифирь, закусывали чем бог послал и трепались обо всём подряд. Узнав от ростовских, что с их этапом пришёл и Туз, Меченый приподнял левую бровь:

– Так мы ж с ним в сызранском СИЗО пять лет назад в соседних камерах чалились! И чё, он уже коронованный? Ну, если завтра появится, встречу как родного.

Народ начал постепенно расползаться, готовиться ко сну.

– Мож, кто в святцы желает, граждане осужденные? – поинтересовался Крест, который невесть как умудрился протащить в зону истрёпанную колоду карт.

– А на что? – Это очухавшийся Митяй решил проявить интерес к карточным играм.

Ой, балбес… Но отговаривать его – себе дороже, блатные могут не простить.

– А чё ставишь?

– Сахар есть.

– Отлично, а я кисет махры.

– Дык я ж не курю!

Вот наивный чукотский мальчик! Он ещё надеется выиграть этот самый кисет! Святая простота, как говаривал кто-то из еретиков, когда старушка подкинула в его костёр дровишек.

– Махра завсегда сгодится, обменяешь на что-нибудь, – щербато оскалился Крест.

Уверенный в итоге карточной игры, я помочился в стоявшее в тамбуре ведро, которое надлежало опорожнить всё тому же Митяю либо Витьку, и залёг на нары. Только накатила дремота, как был разбужен криком Митяя:

– Ты чего, Крест, шельмуешь?!

Я с трудом выбрался из забытья, повернув голову в сторону закутка, где засели картёжники.

– Чё ты сказал, падла? – с угрозой поинтересовался Крест.

– Чего… шельмуешь, ты! – немного стушевался Митяй, однако всё ещё не растерявший решимости вывести лихоимца на чистую воду. – Я видел, как ты туза из рукава достал.

Вот же идиот! Неужто надеялся, что с ним будут играть по-честному? Вот и нефиг теперь строить из себя правдоискателя.

Я повернулся на бок, стараясь не вслушиваться в перипетии ожидаемо возникшего спора. Ясно, что ничем хорошим для запорожца это не закончится. Переть в его положении против целой кодлы блатных – верное самоубийство.

– Братва, кто видел, что я шельмую? – донёсся до меня голос Креста.

– Я не видел…

– Я тоже…

– Да чего ты смотришь, Крест?! – Это уже вступил Меченый. – За базар отвечать надо, пусть ответит за свои слова.

– Чё, фраер, народ требует, чтобы ты ответил за свой базар, – снова Крест. – Кровью ответишь или харчами? А может, жопой?

Народ ржёт, а Митяй явно стушевался.

– Не, ну чё… Да вы чё…

– Жало в бок хочешь?

Понятно, какой же ты блатарь без заточки. Интересно, правда, как он успел её изготовить за три дня сидения в карцере? Ложку стырил и заточил по ходу дела? Впрочем, мне-то какая разница, я вообще спать собрался.

И ведь уснул! А утром нас поднял всё тот же Митяй, похоже теперь уже вечный наш шнырь, которому лесоповал и прочие напряги заменила работа в бараке. Как-никак, нужно заботиться о том, чтобы у печурки всегда лежала поленница дров, которые он же и колет выданным ему тупым колуном. Да чтобы в бараке всегда была чистота, поскольку драить сучковатые полы ледяной водой – то ещё удовольствие. Неудивительно, что у Митяя уже через несколько дней после нашего заселения сюда руки красные и в цыпках. Нужно следить, чтобы бочка для воды у входа всегда была полной, а ведро под парашу – пустым. И ещё успевать днём вздремнуть, потому что ночью приходится следить за тем, чтобы огонь в печке не погас. Потому что у печурки в том числе стоит и наша обувь, которая к утру должна высохнуть. Особенно это касается тех, кто пашет в тайге. Летом всем будет попроще, если только доживём. Сохнущая обувь источает жуткую вонь, но мы уже привыкли, не то что в первые дни.

В это утро Митяй нас будил без энтузиазма. Следов членовредительства на нём заметно не было, но настроение дневального свидетельствовало о том, что ему пришлось отдать ворам то, что они хотели. Скорее всего, отдал всё, что было. Урок дурачку на будущее – не садись играть с блатарями в азартные игры, обдерут как липку.

На счастье Меченого, начальника отряда отправили в командировку в Сыктывкар, теперь его не будет несколько дней, а вместо него поутру на построение зашёл молодой сержантик, который и прояснил ситуацию. Он проверил списочный состав, будто за ночь кто-то мог сделать отсюда ноги в бескрайнюю тайгу на верную смерть, собрал «нефтяников» и потащился с ними за семь километров к разрабатываемой скважине. Воспользовавшись таким подарком, наши отрицалы и ещё пара урок устроили себе выходной, я же, как положено, отправился на ремонтный завод. С работавшими там людьми, в частности в столярном цехе, мне было комфортнее, чем с уголовниками.