— Людмила, у меня такое чувство, как будто мы давным-давно уже вот так вместе… Все, целиком, до самой последней мысли.

В этот день на больничной скамейке мы с ним впервые поцеловались. Меня выписали, но я все равно ходила к нему каждый день. Из-за больничного отпуск мой существенно продлился, так что в это лето я отрывалась по полной программе, за все свои предыдущие годы. И надо сказать, делала это с огромным удовольствием! Когда выписали и Леонида тоже, мы с ним уехали к Семеновне. Она настоятельно звала нас к себе, и там сейчас было гораздо лучше, чем в городе, раскаленном добела. И привольнее. И веселее. Я даже не замечала, как пролетают один за другим эти волшебные летние дни. С шутками и песнями, с поездками на реку и озеро, с банькой, с грибами-ягодами, с уроками вождения, наконец! И с нашими с Леонидом минутами наедине, когда Семеновна «зачем-то» убегала к дедку. А возвращаясь, всегда находила, кого можно громко обругать в своем огороде, прежде чем зайти в дом: то копающего грядки кота, то не туда забредшую курицу, то незваную ворону. В общем, голосила на кого угодно, кроме Тиски, в котором души не чаяла. Мы с Леонидом смеялись над этими ее хитростями… и одновременно были ей за них благодарны. А седовласая чертовка, что ни день, то придумывала какие-то новые забавы для всех, словно заряжаясь от окружения молодостью и задором, которых ей и без того хватало с избытком.

Оторвалась я от этого праздника всего на денек. Приехала домой, потому что Силантьев позвонил мне и сообщил, что из тюрьмы все-таки выпускают моего неблаговерного. Под подписку о невыезде, разумеется, потому что глупо было надеяться, что все его подвиги сойдут ему с рук, даже с учетом того, что деньги вернули и что он вроде как даже этому поспособствовал, этой своей пресловутой исписанной бумажкой. По окончании следствия его ожидал суд. Но пока его сочли возможным отпустить, а я решила, что надо бы его хоть как-то встретить. Что меня к этому побудило? Наверное, обычный гуманизм. Я наварила борща, зная, что все последнее время Гутярин сидел на казенных харчах. Чувств же к нему у меня уже не осталось вообще никаких. И вообще через неделю нас должны были окончательно и бесповоротно развести — опять-таки, Силантьев замолвил за меня словечко, чтобы делу дали ход побыстрее. А в случае, если неблаговерный снова начнет мне ставить препоны, обещал свидетельскую поддержку.

В общем, неблаговерного я привезла домой на нашей машинке. Зашла в квартиру с ним вместе — надо было прихватить с собой в деревню несколько вещей. Он, войдя, блаженно вздохнул:

— Ах, хорошо! Даже воздух пахнет по-другому. Срочно в ванну, смыть с себя весь этот невольничий дух! Люд, где мои вещи?

— Как обычно, в шкафу. — Я разулась и прошла к себе в комнату, мимо упомянутого шкафа. В коридоре воцарилась тишина: видимо, едва вернувшись домой, мой неблаговерный решил тут же вернуть себе все свои барские замашки. А теперь слегка «завис», еще не осознав, что больше никто здесь не будет его обслуживать. Но я доставать ему чистое белье не собиралась, с десяток шагов до шкафа — не крюк, сам отшагает.

В итоге он их так и не сделал, а, не дождавшись меня, прямиком отправился в ванную. Мылся довольно долго: я успела перекинуть кое-какие снимки с домашнего компьютера на флешку, пообщаться с Иркой, которую хотела захватить с собой (или скорее она меня, потому что ехать нам предстояло на ее машине), выбрать Семеновне пару обещанных кулинарных книг из моей библиотеки, собрать большую часть других необходимых вещей, пыль обтереть по привычке. Тут только неблаговерный соизволил наконец-то домыться. Выключил воду, вышел из ванной в одном полотенце, да и то в моем. Не судьба была вытащить чистое! Принюхался, стоя на пороге кухни, потом перешагнул его и уселся на табуретку:

— Люд, можно мне борща?

— Конечно, можно! — радушно кивнула я, переходя из комнаты в комнату. Мимоходом кинула взгляд через открытую дверь ванной комнаты. Так и есть! Все сброшенные шмотки валяются на полу! Ну что ж, пусть валяются, если ты еще не надышался вдоволь тюремным воздухом! Я уложила в свою сумку последние несколько маечек, когда из кухни до меня донесся недовольно-обиженный голос:

— Людмила!

— Что? — выглянула я из дверей.

— Я же просил борща!

— Так он на плите стоит, перед самым твоим носом.

Последовало очередное «зависание», потом тишина сменилась грохотом кастрюли, в гневе сметенной с плиты на пол вместе со всем ее содержимым. Я только плечами пожала: ну и дурак! Будешь теперь всухомятку давиться по своей вине! А если к соседям протечет, то и с ними будешь объясняться сам.

Так и не дождавшись, чтобы я выбежала ликвидировать последствия его выходки да хлопотать по поводу того, чем его теперь накормить, он сам возник на пороге моей комнаты, которую я уже намеревалась покинуть. Гневный, негодующий! Ради такого представления стоило задержаться еще на пару минут!

— Это подло! Это низко и мелко! — заорал он. — Ты что, решила на мне отыграться?! Сейчас?! Когда мне и без того плохо?!

Он явно ожидал, что сейчас я все осознаю и быстренько кинусь исправляться, потому что мой простой вопрос поставил его в абсолютный тупик.

— А чем ты, собственно, недоволен? — спросила я.

Снова «завис». Потом сменил тон с гневного на трагический:

— Я борща хотел!

— Когда я хочу борща, я беру половник и наливаю его себе, — терпеливо сказала я. — Тебе всего лишь нужно было сделать то же самое.

— А тебе что?! Трудно было налить?!

— Не трудно. Просто не хочу.

Он едва не задохнулся при таком моем ответе.

— А что здесь такого? — спросила я. — Ты же, например, не хочешь этого сделать даже сам для себя.

Так я и оставила его стоять. Бледного, окаменевшего, с приоткрытым ртом. Прошла в прихожую, начала обуваться.

— Ты куда? — произнес он требовательно, отмерев, когда я застегивала уже вторую босоножку.

— Уезжаю.

— А что, эту поездку нельзя отложить на потом? Надо куда-то отлучиться именно в тот день, когда я вернулся?

Не отлучиться, дружок! Отлучаются на недолгое время, я же собираюсь уехать как минимум до конца отпуска, так что не видать тебе вечером новой кастрюли борща.

— А зачем мне здесь торчать? — Обувшись, я выпрямилась. — Общаться с тобой? Нет ни малейшего желания. Обслуживать тебя, глядя на твои выкрутасы? Тем более! Все в прошлом, мой друг! У меня теперь совершенно другая жизнь! И знаешь, спасибо тебе большое за то, что ты мне ее подарил! Освободил меня от себя, развязал мне руки.

С этими словами я подхватила сумку и перешагнула порог. Ожидала, что он высунется в подъезд и будет сыпать мне вслед проклятиями, но тут на лестнице мне повстречались соседи, и я поняла, что второй серии не будет: при свидетелях мой неблаговерный всегда разыгрывал из себя воспитанного человека. Ну что ж, так даже лучше!

Ирка уже ждала меня внизу, в машине.