Он не посмел протестовать. Они отвезли его домой, двоеподнялись с ним в квартиру. Тестя не было видно. Видя, что он прислушивается,на него прикрикнули:

– Ты головой не крути, а собирай давай вещи, документыне забудь.

Он собрал вещи наспех, но они велели забирать все, всеЛенкины подарки. Получился чемодан и сумка. Они отобрали у него ключи от дома иот машины. Потом все вышли, один из парней аккуратно запер двери, Андрея посадилив машину и повезли на вокзал. Они проводили его до вагона, и пока один трепалсяс проводницей и отдавал ей билет, второй провел Андрея в купе и оставался тамдо тех пор, пока по радио не попросили провожающих покинуть вагон. На прощаниепарень еще раз напомнил Андрею, что он уезжает из города навсегда. Андрейпромолчал, он не мог поверить, считал все это дурным сном. Когда поездтронулся, он долго сидел, закрыв лицо руками, потом вышел в коридор покурить.Достав сигареты, он стал искать зажигалку, и в кармане рубашки обнаружилпаспорт. Он машинально раскрыл его, пролистал, увидел два свежих штампа оразводе и о выписке из дома на Тверской. И тогда он понял, что все, что с нимслучилось за последние несколько часов, – это совсем не сон.

Как всегда, когда он в своих воспоминаниях доходил до этогоместа, Андрей почувствовал неудержимое желание выпить. В магазине водка бывала,но не каждый день, зато всегда в любое время можно было достать самогон уИгнатьевны и ее дочки Верки. Игнатьевне было за восемьдесят, а Верке – подшестьдесят, но иначе как Веркой ее никто не называл. Игнатьевна гнала самогон ипродавала его, а Верка занималась добычей сырья, то есть сахара. Правда, впоследнее время мужики были недовольны Игнатьевной, говорили, что вместо сахараона добавляет всякое дерьмо, самогон получался мутный и слабый, и тогда надосбавлять цену, но Игнатьевна бодро отругивалась матом, а цену не сбавляла.

Но на улицу Андрею выходить не хотелось, а выпить надо былосрочно. Андрей пошарил у матери в тумбочке, нашел какой-то пузырек, воняющийпарфюмерией, чуть ли не тройной одеколон, с довоенных времен, надо думать,сохранился. Было противно, но он опять вспомнил ту ночь в поезде и выпил весьпузырек залпом. Немного полегчало, и он опять стал решать в уме ту задачу, надкоторой ломал голову еще тогда, в вагоне мчащегося поезда. Что все делоисходило от тестя, что тесть послал тех парней, он понял сразу. Если бы милициядокопалась до чего-нибудь, то его бы сразу арестовали, а не выпроводили изгорода. Значит, все организовал тесть. Но как он мог узнать? Кто? Кто емусказал? На этот вопрос у него не было ответа.

Когда он приехал домой без предупреждения, мать большеудивилась, чем обрадовалась, – она уже привыкла жить без него. Он сказал,что взял отпуск. Ребят, его знакомых, в городе не осталось, девчонки повыходилизамуж, нарожали детей.

Первое время его звали в гости, он отказывался, сидел дома.Прошло две недели, мать стала спрашивать, когда ему на работу, а потом, найдяего трудовую книжку и паспорт, все поняла. Она ничего ему не сказала, но как-топривела гостя. Андрей не сразу узнал в высоком абсолютно лысом старике бывшегодиректора школы. За чаем мать оживилась, глаза заблестели, и Андрей вспомнил,что мать совсем еще не старая женщина. Когда вышли с директором покурить, тотпопытался было расспросить Андрея, но поскольку Андрей молчал, рассказал осебе.

– Как поперли меня тогда из директоров, из-замамаши-то, на работу потом никуда не брали, устроился истопником в больницу,там до пенсии и проработал, жену похоронил. А потом перестройка, шум, звон,бегут ко мне, в депутаты хотят выдвигать, потому как я есть пострадавший откоммунистического режима. А коммунисты звонят, говорят, приходите напартсобрание. Я говорю, что мне ходить на ваши собрания, вы же меня из партиитурнули тогда еще. А они: ах, простите-извините, мы вас полностью восстановим ибилет опять торжественно под музыку вручим.

Короче, послал я их всех куда подальше, устроился в школу наполставки математику преподавать, пенсия есть, а больше одному ничего и ненадо. Я к чему веду-то: у тебя образование высшее техническое, физике-то небосьсможешь в школе ребят обучать?

Андрей ничего не ответил. После разговора с директором онприбился к компании своего бывшего одноклассника Витьки Коркина. Витька былпьяницей и уже один раз сидел за хулиганство. Андрей быстро втянулся в пьянку,помогали воспоминания. Денег на водку у него не было, он продавал вещи. Вещикончились; магнитофон, приемник, одежда – все ушло. И вот он вспомнил, чтовчера он отдал Игнатьевне часы. Часы были дорогие импортные, подарок Ленкиныхродителей к свадьбе. Андрей вспомнил, что Игнатьевна налила им чуть не ведросамогона, потом они гудели до полночи, а дальше он ничего не помнит. Андрейвстал, оделся, пошарил по кастрюлям, холодный суп есть не хотелось. Он побрелна улицу к месту встречи компании на берегу реки, у старых полуразвалившихсясараев. Конец марта, воздух весенний, к самой ночи похолодает, а пока в самыйраз освежиться. Мужики уже сидели там, человек пять, во главе с Витькой.Разлили самогон, Андрей протянул руку, но Витька отодвинул стакан.

– Ты чего?

– А у нас за бесплатно не дают, не в большом городе,халявы нету.

Каким-то образом они узнали, что у него не осталось большеничего, что можно продать, и теперь Витька решил покуражиться. Андрейразозлился.

– А вчера чуть не ведро моего самогона кто пил нахаляву?

– Что вчера, то вчера, а сегодня порядки другие. Хочешьвыпить, попроси как следует, поползай вон по грязи.

Забытое бешенство охватило Андрея. Витька в тот момент отвернулсяи не видел его глаз, иначе он бы поостерегся. Андрей схватил бутылку ссамогоном и хотел ударить Витьку по голове, но в последний момент кто-то отвелего руку, и удар пришелся по плечу. Бутылка разбилась, но Витька почти непострадал. Он повернулся и вытащил нож. Андрей успел подставить руку, и покавсе растерялись, отбежал к реке. Озверевшие от потери почти полной бутылкисамогона, они шли на него молча:

Витька с ножом, кто-то с дубиной, остальные с голыми руками.Андрей видел эти звериные рожи, одетые в лохмотья, на фоне вонючего барака ивдруг понял, что он один из них, что он уже вписался в эту жизнь и со стороныего не отличить от Витьки. Они приближались, тогда он стал отступать на лед.Идя спиной, он не заметил большой проруби, в которой бабы накануне полоскалибелье, сейчас ее затянуло ледком, но таким тонким и ненадежным, который сразуже проломился под тяжестью человека. Андрей пытался ухватиться за края пролома,но руки соскальзывали. Мужики вначале растерялись, кто-то сделал даже шаг к проруби,но то ли побоялись сами провалиться, то ли были очень злы за самогон, но всезамешкались. Дыхание у Андрея зашлось от резкого холода, из груди вырвалсяхриплый стон, барахтался он недолго. Последней его мыслью было: «Ну все-такикто, кто же рассказал обо всем тестю?!!»

Через два месяца, в конце мая, его тело нашел гораздо нижепо течению рыбак, у которого сетка запуталась в камышах. Увидев то, что плавалорядом с его сеткой, мужик со страху чуть не перевернул лодку и прибежал вмилицию, трясясь и заикаясь. Позвонивший в городок местный участковый оченьпросил, чтобы мать не приезжала на опознание, а то они там будут иметь еще однупокойницу, и опознавать тело поехал бывший директор школы. Туда же отвезлигроб, выполнили все формальности, заколотили гроб наглухо и только тогдадопустили к нему мать. На похоронах были только мать, которую опекал все тот жебывший директор, и две-три соседки.