— А там обязательно кого-то заказывать из девочек? — решил уточнить Леша.

— Нет. Достаточно купить им выпивку. Я-то со своей. — И хлопнул ладонью по пакету.

— Портвейн?

— Он, родименький. Кончита любого мужика перепьет, поэтому взял три литра.

— Когда ты идешь к Карлу?

— Сейчас накачу немножко да двину. Ты как раз успеешь сполоснуться и переодеться в чистое.

У Земских, к счастью, имелась сменная одежда. Вручную постиранная, висела в шкафчике.

— Тогда я побежал в душ.

— Не торопись. Я люблю первые два стакана смаковать. К тому же Кончита сегодня с одиннадцати принимает.

— Я думал, бордели работают вечерами и ночами.

— В порту? Я тебя умоляю! Работа кипит круглосуточно. — Боцман уселся в свой персональный шезлонг. Он притащил его на «Бывалого» вместе с рюкзаком, в котором лежали сменные трусы, штаны и тельняшки, и никому не позволял занимать, кроме Артура. — А от девочек зря заранее отказываешься. Среди них такие конфетки есть…

— В отличие от тебя я не питаю страсти к продажным женщинам.

— Лех, присядь. — Эквадор убрал ноги с шезлонга и похлопал по освободившемуся месту.

— Мне ж мыться.

— Успеешь.

Земских сделал, как просили.

— Скажи мне, Леха, твоя сексуальная жизнь была богатой и разнообразной? — спросил Эквадор, наполнив пластиковый стакан, выуженный из пакета, своим любимым пойлом. На его запах тут же примчался Мартин, но сразу клянчить портвейн не стал, решил покрутиться рядом, обозначить свое присутствие.

— Она была полноценной, скажем так, — подумав, ответил на вопрос боцмана Леша.

— И не осталось никаких нереализованных фантазий?

— А у меня их и не было.

— Врешь.

— Извращенных — точно нет. Мне никогда не хотелось кого-то выпороть или стать для женщины мальчиком для битья. Золотые дожди и прочие забавы кажутся мне неприятными. Мужчины не привлекают вовсе. Как и трансы.

— И ты никогда не фантазировал о сексе с двумя девочками?

Поймал!

Каждый мужчина традиционной ориентации хоть раз в жизни мечтал о трио «жмж». Земских не исключение. Но поскольку почти всю сознательную жизнь он избегал всяких излишеств, то так и не реализовал себя в качестве доминирующего самца в маленькой групповушке.

— Ага, попался! — захохотал Эквадор. По лицу Леши прочитал, что поймал.

— Пойду я мыться, — решительно проговорил Земских и унесся в трюм, где имелась душевая.

Когда он, закончив водные процедуры и переодевшись в чистое, поднялся на палубу, то увидел идиллическую картину. Человек и обезьяна сидели в обнимку, пили портвейн и покачивались в такт латиноамериканскому танго, звучавшему из рупора одного из пришвартованных поодаль кораблей.

Но едва Леша подошел к шезлонгу, Мартин бросился к нему. Раньше Земских не замечал, что нравится животным. Теперь же сталкивался с их симпатией постоянно. Его полюбила и обезьяна, и коты Артура, и его же собаки. Возможно, причина в том, что в столице у Леши было меньше шансов войти в близкий контакт с живностью… Или же все дело в их чувствительности. Коты, к примеру, постоянно устраивались на животе Земских…

И смотрели на него с сочувствием. Как будто знали, что Леше скоро умирать.

— Предатель, — сказал Мартину Эквадор и демонстративно допил его портвейн. Боцман был не из тех неженок, что побрезгуют брать стакан обезьяны. — Хрен больше получишь вино, понял?

Мартин что-то ответил оппоненту на своем языке.

— Накатишь немного? — спросил у Леши Эквадор.

— Нет, спасибо.

— Херово? — он был крайне лаконичен.

— Сегодня бодрячком.

— Тогда что мешает немного затуманить мозг?

— Вот этого и не хочу. Он скоро умрет, и я даю ему шанс работать на полную.

— Я бы на твоем месте пил, не просыхая.

— Ты и на своем именно это делаешь, — рассмеялся Земских. — Ну что, пойдем? Уже без четверти одиннадцать. Можно выдвигаться.

— Эй, ковбой, попридержи коней. Я вкусил только один фужер божественного напитка.

— Цветы завянут.

— Еще надерем.

— Тогда двигайся. Я в чистом.

Боцман опустил ноги на палубу, давая Леше сесть.

— А в борделе кормят? — спросил он, угнездившись на шезлонге.

— Ты есть хочешь?

— Ага.

— Персик будешь? У меня с собой. — Он указал на пакет.

— То есть не кормят?

— Почему же? Там есть кухня. Но в трезвом уме есть то, что на ней готовят, не рекомендую.

— Тогда давай персик.

— Сам возьми.

Земских дотянулся до пакета и вынул крупный, спелый, но чуть побитый фрукт. Требовалось бы его помыть, но было лень снова спускаться в трюм, и Леша просто содрал с персика кожу.

— Я после нашего с тобой разговора задумался, — сообщил боцман. Второй «фужер» был наполнен и рассмотрен на свет. Для Земских пластиковый стакан содержал в себе мутную бурду, а Эквадор видел хрусталь, в котором плескалась рубиновая жидкость многолетней выдержки. — Ну, когда ты про жену мою будущую фантазировал, детей… И подумал я, а почему не попробовать? С Кончитой у нас тесная связь. Если я хожу в бордель, то выбираю ее, хотя есть девочки и подешевле. Когда прихожу я, она выбирает меня. То есть отказывается от более выгодных предложений, понимаешь?

— Это любовь, Эквадор, — заметил Леша без всякого сарказма. Что он мог знать об этом чувстве? У всех оно по-разному проявляется. Судить не ему.

— Что-то похожее на нее.

— Ты готов жениться на Кончите?

— Предложить ей это, — поправил его боцман, с наслаждением отхлебнув портвейна. — Понятно, не штамп в паспорте, кольца, фату и все дела…

— А что же?

— Серьезные отношения. Хочу, чтоб она стала моей. Готов забрать ее из борделя.

— Куда? Ты живешь на «Бывалом».

— Хату снять не проблема.

— Эквадор, ты такой дурачок.

— Чего? — грозно насупился боцман. И кулаки сжал. А каждый из них был размером со средний арбуз.

— В сердечных делах дурачок похлеще меня, а я тот еще простак. Даме надо сразу предлагать максимум. То есть штамп в паспорте, кольца, фату и все дела. На меньшее мало кто согласится. Тем более самая востребованная девочка из лучшего борделя города.

Эквадор разжал кулаки. Задумчиво почесал лысину.

— Думаешь?

— Уверен. Вспомни фильм «Красотка». Героине Джулии Робертс предлагали снять хоромы в Нью-Йорке, шофера дать, а она отказалась. Но стоило Гиру к ней по лестнице с куцым букетом в зубах забраться, так она сразу поплыла. Им сказка нужна. С рыцарем, что взберется на башню.