были лучше организованы, технически оснащены и более эффективны, чем мелкие крестьянские хозяйства. Национал-либеральное правительство осознавало, что реформа была чревата снижением производительности и доходности сельского хозяйства Румынии, и предусмотрело создание резервов пахотной земли в разных регионах страны общей площадью в 30 тыс. га, предназначенной для продажи «умелым землепашцам» наделами от 10 до 15 га, что значительно превышало стандартные участки в 3–7 га. Покупатели обязывались создать на них, опираясь на помощь правительства, «образцовые фермы, которые должны были демонстрировать передовые методы ведения хозяйства»[552]. Похоже, что этот эксперимент имел лишь ограниченный успех, поскольку в стране было широко распространено мнение, что реформа привела к «распылению» земельной собственности, которое действительно создало серьезные проблемы в румынском сельском хозяйстве[553]. НЦП, однако, продолжала требовать оказания «образцовым фермам» (или «фермам-моделям») государственной поддержки как средству экономического возрождения[554].

Каролю II, верившему в организаторскую и культуртрегерскую роль государства, нравилось создавать такие образцовые единицы, и одной из многочисленных целей деятельности Социальной службы было содействие в создании «образцовых центров» в городах и селах, влияние которых можно было бы «распространять на всю округу». Служба даже намеревалась перейти к созданию «„образцовых санитарных волостей” (в оригинале пласа (plasa) – административно-территориальная единица, аналогичная российской волости. – Прим. пер.), [которые] могли бы быть превращены в „образцовые социальные волости”»[555]. В какой-то момент Кароль даже приказал Д. Густи создать «образцовое село» на месте разрушенного землетрясением населенного пункта Диошь (Dioși)[556]. Таким образом, намерение И. Антонеску создать еще одну «образцовую» административную единицу не было чем-то уж совсем из ряда вон выходящим, и его подчиненные привыкли к такого рода лексике и подходу. Разница, однако, состояла в том, что на этот раз речь шла не о предприятии или селе, а о целых провинциях, которым предстояло стать «образцовыми» без учета мнения сотен тысяч их жителей. Уникальным было и то, что проект предусматривал приостановление действия законов на данных территориях и применение массового незаконного насилия с санкции правительства. Однако всё это соответствовало и духу времени, и мегаломании И. Антонеску.

Проект предусматривал проведение в провинциях целой серии экспериментов. На первых порах здесь следовало протестировать реформу местной администрации, основные идеи которой были сформулированы немецким советником Карлом Пфлаумером. Этот член НСДАП с начала 1920-х гг. и СС с 1931 г. имел ограниченный опыт работы в местной администрации в рейхе, в частности в аннексированном Эльзасе в 1940 г. В Румынии он служил советником по реформе местной администрации и одновременно офицером связи при Кондукэторе. Оба Антонеску ценили К. Пфлаумера как «эксперта» в этой области, а также в вопросах перемещения населения, колонизации и интернирования евреев в концентрационные лагеря[557]. К. Пфлаумер находился в Румынии с марта 1941 г. Изучив административную систему страны, он решил, что она была слишком централизована, что препятствовало принятию решений на местном уровне. Он предложил реформировать румынскую администрацию по немецким принципам. Его проект предусматривал создание провинций как административных единиц, руководимых губернаторами, наделенными широкими полномочиями, и передачи большой части полномочий и ответственности с административного уровня уезда во главе с префектом на уровень волости во главе с претором. Полномочия коммун (сёл и городов) следовало ограничить. Все местные официальные лица должны были стать профессиональными государственными служащими и находиться в должности неограниченный срок, как судьи[558]. Михай Антонеску вначале одобрил эту концепцию и в дальнейшем попытался разработать детальные планы реформы местной администрации как части фундаментальной реорганизации государства[559]. Но из всего этого ничего не вышло, за исключением специфической структуры администрации в Бессарабии и Буковине, которая так и осталась исключением в румынской государственной административной системе вплоть до самого конца румынского контроля над этими территориями в 1944 г.

Тот же К. Пфлаумер предложил превратить Бессарабию и Буковину в полигон для тестирования административной реформы и убедил Иона Антонеску отказаться от своего первоначального плана установить в провинциях военную администрацию. Вместо этого, согласно предложениям К. Пфлаумера, должна была быть создана провинциальная администрация особого типа. Начать с того, что Румыния не знала провинций как административных единиц, в то время как Бессарабия и Буковина превращались в таковые. В каждой из них Кондукэтор должен был назначить губернаторов с очень широкими полномочиями, которые напрямую подчинялись ему и были практически независимыми от министерского контроля[560]. В течение последующих полутора лет диктатор твердо поддерживал принцип неподконтрольности провинций министерствам, несмотря на многочисленные протесты последних[561]. И. Антонеску стремился сохранить за собой единоличное управление провинциями через своих полномочных представителей – губернаторов (guvernatori), на пути которых не должно быть никаких бюрократических или юридических формальностей и никакого контроля со стороны Бухареста[562]. Как заявил сам диктатор, губернаторы в провинциях должны быть «суверенными»[563].

Эти принципы были зафиксированы в чрезвычайном законе-указе № 790 от 3 сентября 1941 г., который фактически аннулировал правовое государство в провинциях, изолировав их от остальной страны[564]. Согласно статье 25 закона-указа, законы страны имели в провинциях ограниченное применение, и действие любого закона могло быть приостановлено губернатором, если диктатор давал на это согласие[565]. Ион Антонеску вначале даже разрешал губернаторам нарушать закон, если этого требовали «национальные интересы»[566]. Министерства растеряли почти все свои прерогативы в пользу созданных в провинциях директоратов (финансы, национальная экономика, образование и т. п.), директоры которых подчинялись лишь губернатору. Министерствам было запрещено даже принимать жалобы из провинций[567].

Переписка между центральными властями и директориями провинций должна была осуществляться через «специальную службу связи» между Бухарестом с одной стороны, Кишинёвом и Черновцами с другой, которая называлась Военно-гражданским кабинетом по управлению Бессарабией, Буковиной и Транснистрией (КББТ), под руководством секретаря управления Совета министров Овидиу Влэдеску (Ovidiu Vlădescu); каждое министерство должно было направить своего представителя в качестве члена Кабинета и офицера связи[568]. Ион Антонеску 13 ноября 1941 г. проинструктировал новоназначенных губернаторов в том смысле, что они должны игнорировать все указания из Бухареста: «Прошу вас, господа губернаторы, взять на заметку то, что я Вам сейчас скажу: рвите всё, что приходит к вам от [бухарестских] властей, и в разорванном виде пересылайте эти бумаги обратно»[569]. И. Антонеску распорядился, чтобы бухарестские департаменты отобрали и послали в эти провинции лучшие кадры; эти функционеры должны были получить 30 % надбавки к своей зарплате и другие льготы[570].

Фото 8.2. Михай Антонеску (справа) беседует с немецким генералом Герстенбергом, 1941–1944 гг.

Фотография любезно предоставлена Мемориальным музеем Холокоста США

Бухарестские бюрократы предсказуемо сопротивлялись этим экстравагантным новшествам, которые порывали как с институциональными традициями Румынии,