так и с устоявшимся привычками и навыками самих бюрократов[571]. Но всё же проект имел свою, хотя бы и извращенную, логику. Утопическое ви́дение этнически очищенной и радикально переустроенной Румынии невозможно было воплотить в реальность законными средствами, и возможно, что в глубине души Кондукэтор это сознавал. Достижение идеала требовало отмены правового или «нормативного» государства и замены его «государством прерогатив», в котором вместо закона правил бы административный произвол[572]. Отменить главенство закона на всей территории Румынии диктатор не решился, опасаясь социально-экономических последствий подобного рода мер. Но то, что невозможно было осуществить в масштабах всей страны, показалось ему вполне реализуемым в двух восточных провинциях, которые, как ему было известно, потерпели огромный ущерб от советской оккупации и военных действий и которые в любом случае нуждались в радикальным мерах, чтобы «стереть следы большевизма»[573]. Вот так и случилось, что диктатор, который выступал против бесчинств легионеров с позиций защитника законности, поощрял в собственных «образцовых провинциях» беззаконие как принцип управления.

8.4. Армия: «использовать закономерное антисемитское течение»

Первой задачей, которую надо было решить для превращения Бессарабии и Буковины в «образцовые» провинции, было «очищение» их от евреев. Почему евреев, а не всех меньшинств, как того желал И. Антонеску, согласно его же собственным заявлениям?[574] Этому, кажется, были две главные причины. Первая причина была внешнеполитического характера, вторая внутреннего. В Европе, контролируемой нацистской Германией, евреи преследовались повсеместно, и, с точки зрения Гитлера, антиеврейские действия его союзников должны были только приветствоваться. Есть основания полагать, что И. Антонеску узнал об этом от самого Гитлера. Во время их встречи в Мюнхене 11 июня 1941 г. Гитлер, вероятно, проинформировал И. Антонеску о своем решении подвергнуть евреев Советского Союза «особому обращению», хотя точно неизвестно, насколько подробно Гитлер изложил свое ви́дение Антонеску[575]. Следует отметить в этой связи, что к тому времени руководство СС и вермахта уже выработало общие принципы своей «войны на уничтожение» на востоке, важной составной частью которых было истребление носителей враждебного мировоззрения, т. е. коммунизма, среди которых, согласно нацистским расовым фантазиям, евреи занимали почетное место. Чудовищные директивы о поведении немецких войск на востоке (Rechtlinien) были доведены до уровня командования дивизий, а 6 июня генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, главнокомандующий вермахта, подписал не менее чудовищный «приказ о комиссарах» (Kommissarbefehl). Документы эти, хотя в принципе и не предусматривали уничтожения всех евреев на подлежащих оккупации территориях, устанавливали принцип безнаказанности участников преступлений по отношению к евреям и другому местному населению оккупированных территорий, если оно будет заподозрено во враждебности к оккупантам. Накануне нападения на СССР командование СС создало четыре айнзатцгруппы (Einsatzgruppen) под командованием офицеров СС, целью которых было «умиротворение» оккупированных территорий, в том числе методами борьбы с «расовыми врагами». Айнзатц-группа D была направлена на румынский участок фронта[576]. Если Гитлер решил массово уничтожать евреев на востоке, разве мог И. Антонеску остаться в стороне? Фюрер, ставший к тому времени гуру для Антонеску, дал ему понять, что он намерен был сделать с евреями на востоке, и румынский диктатор был полон решимости оказаться на высоте в глазах своего идола[577].

Внутренняя же причина того, что евреи Бессарабии и Буковины были предназначены к закланию с самого начала кампании по этническому очищению Бессарабии и Буковины, состояла в глубоко укоренившемся антисемитизме румынской армии, подпитываемом широко распространенными представлениями о массовом предательстве евреев в момент отступления румын с этой территории после советского ультиматума от 26 июня 1940 г.[578]Не вдаваясь в подробности событий, происшедших в провинциях в конце июня – начале июля 1940 г., попытаемся провести краткий анализ тех аспектов, которые напрямую связаны с обсуждаемой проблематикой.

Румынские власти собирали данные об обстоятельствах оставления ими Бессарабии и северной Буковины по крайней мере три раза: немедленно вслед за отступлением 1940 г.; после «освобождения» провинций в 1941 г.; и в 1944 г., согласно приказу И. Антонеску, в рамках мероприятий по подготовке документации к мирной конференции[579]. Изучение этих материалов приводит к следующему выводу: чем старше собранные данные и чем ниже должность докладчика, чем ближе он был к реальным событиям на местах, тем более детальными, нюансированными и заслуживающими доверия являются его свидетельства. Старшие же офицеры, составлявшие обобщающие доклады на основании докладных записок своих подчиненных, подбивали сведения под привычную схему: поведение жителей провинций определяла их этническая принадлежность. Но если сосредоточиться на докладах младших офицеров, то встречается такое широкое разнообразие наблюдений, что любая попытка разделить реакции жителей по этническим категориям становится невозможной.

Начнем с того, что, хотя инструкции младшим офицерам требовали от них различать поведение отдельных этнических групп по отношению к выводу румынских и вступлению советских войск, они иногда избегали делать это, предпочитая говорить о «местном населении» в целом[580]. Например, в одном из докладов 1940 г., который описывал обстоятельства эвакуации жандармов с юга Бессарабии, говорилось следующее:

В Вилково население предалось разнузданному грабежу. <…> В городе Измаиле произошли большие беспорядки. Население разграбило магазины. <…> Население препятствовало вывозу автонасосов мэрии. Командующий офицер был убит. Население, в состоянии опьянения, издевалось над беженцами и пыталось их линчевать[581].

Согласно одному из докладов 1940 г., относящемуся к эвакуации села Гринэуцы (на севере Бессарабии), когда поезд прибыл на вокзал расположенного неподалеку города Бельцы, «[местное] гражданское население стало разворовывать погружаемые ценности, ругая всё румынское, всех румын из Старого королевства, говоря, что имущество мы нажили за их счет и поэтому оно должно остаться у них»[582]. Командир жандармского легиона из Четатя Албэ (ныне город Белгород-Днестровский Одесской области Украины. – Прим. перев.) сделал вывод, что во всех трех южных уездах Бессарабии как этнические румыны, так и представители этнических меньшинств были «сильно настроены против отъезжающих румын, и особенно против армии, включая жандармов и сборщиков налогов. <…> В селах и коммунах, где были разграблены армейские колонны и жандармы, бессарабские румыны и остальные меньшинства действовали плечом к плечу»[583]. В других же местностях жители не проявляли таких сильных антирумынских настроений. Так было, например, в селе Рэуцел, откуда докладывали, что как этнические румыны, так и члены меньшинств сохраняли спокойствие, хотя были опечалены развитием событий, или в селе Нэпэдень, тоже на севере Бессарабии, где румыны были «беспокойны и озабочены», в то время как евреи себя «никак не проявили»[584].

С другой стороны, были записки, в которых докладчики указывали на евреев как на проявивших особую враждебность к румынам, как это случилось в селе Чулень, где было отмечено, что