К стекольной фабрике «Красный Клюквин» подъехал закрытый автомобиль, из которого высыпали несколько человек в полувоенном обмундировании. Последним неторопливо вышел мужчина в штатском, огляделся и удовлетворенно хмыкнул.

Вахтерша Ефросинья уставилась на приехавших неодобрительно:

– Кто такие? Чего надо?

– Кто мы такие, сама догадаешься, – ответил ей курносый парень с золотым зубом. – А чего нам надо – не твоего ума дело!

– ГПУ! – рявкнул штатский, сунув под нос Ефросинье удостоверение. – Где тут заводоуправление?

– Спаси меня, Николай-угодник, спаси и помилуй! – Вахтерша испуганно перекрестилась.

– Тебе, бабка, не Николаю-угоднику надо молиться, а советской власти и лично товарищу Ягоде! – процедил штатский. – Последний раз спрашиваю: где заводоуправление?

– Так вон же оно, – Ефросинья показала на особняк, окруженный вырубленным на дрова садом.

– Запасной выход имеется?

– Там, сбоку…

– Иванов, Петерс – к запасному выходу, и чтобы муха не пролетела! Остальные – за мной!

Чекисты поднялись по парадной лестнице и ворвались в приемную. Навстречу им поднялась секретарша Клюквина Марфа, по-новому – техпом. Это была крепко сбитая девица со здоровым крестьянским румянцем во всю щеку.

– Товарищи, вы к Глебу Николаевичу?

– Где Клюквин? – рявкнул старший.

До Марфы дошло, кто к ним пожаловал. Она осела на стул и пальцем указала на дверь кабинета:

– На… на месте…

Парень с золотым зубом распахнул дверь, штатский шагнул вперед и начал:

– Гражданин Клюквин, вы аресто… – Но тут же замолчал.

Кабинет был пуст.

Штатский вернулся в приемную, сурово взглянул на Марфу и проговорил:

– Я ясно спросил, где гражданин Клюквин?

– Но он был там, он никуда не выходил… – испуганно проблеяла Марфа.

– Не выходил? – Штатский навис над Марфой, как грозовое облако над одиноким кораблем, затерянным в бескрайних просторах океана. – И куда же он тогда делся?

– Я… не знаю…

Марфа ужасно перепугалась, но, несмотря на это, не могла врать. Чувствуя, что правда на ее стороне, она повторила:

– Но он действительно никуда не выходил!

Штатский скрипнул зубами и повернулся к одному из своих спутников:

– В машину ее! Там разберемся!

Марфу вывели из приемной.

Парень с золотым зубом кашлянул и обратился к старшему:

– Товарищ Калниньш, вообще-то мне классовое чутье подсказывает, что она не врет…

– Классовое чутье, Приходько? – переспросил штатский. – Тогда куда же девался контрреволюционер Клюквин?

В течение ближайшего часа чекисты обошли не только заводоуправление, но и всю фабрику, опросили всех рабочих. Клюквина нигде не было, и все в один голос говорили, что он не выходил из своего кабинета.

В конце концов штатский снял телефонную трубку в том же кабинете, покрутил ручку и произнес:

– Барышня, дайте ГПУ!

Услышав голос вышестоящего начальника, он проговорил:

– Калниньш докладывает. С завода «Красная клюква»… то есть «Красный Клюквин».

– Взяли контру? – строго осведомился начальник.

– Никак нет!

– Что значит – нет?

– Утек…

– Как же так, Калниньш? Партия тебе доверила важное задание, а ты его провалил! Тебе поручили взять известного контрреволюционера, итальянского шпиона, а ты…

– Виноват и готов ответить по всей строгости!

– Ответишь, не сомневайся! По всей строгости, вплоть до лишения партийного билета! Но для начала все же постарайся его найти! Даю тебе двадцать четыре часа… нет, это слишком много. Даю тебе двенадцать часов!

Чекисты еще раз обошли всю фабрику, допросили сотрудников, но все были единодушны: Клюквин не выходил из своего кабинета.

Среди сотрудников фабрики оказался один член партии, участник революции – и он подтвердил общие показания.

Калниньш задумался. Не верить члену партии он не мог. Но тогда куда же девался Клюквин? Может быть, из его кабинета есть потайной выход? Отправив всех сотрудников еще раз обследовать фабрику, Калниньш вошел в кабинет Клюквина.

Смеркалось, и в кабинете было совсем темно. Калниньш сел за стол, огляделся, встал и подошел к висящему на стене зеркалу. Из зеркала на него смотрело до боли знакомое лицо – лицо преданного бойца партии, небритое, исхудалое от бессонных ночей и напряженной работы. Но вдруг в этом лице начали проступать какие-то незнакомые черты. Щеки стали еще более впалыми, глаза сделались глубже и смотрели сурово и беспощадно… самое же странное, под носом начали проступать обвислые усы…