Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас, на невообразимом расстоянии от своего умирающего дома, Холстен Мейсон получил настоящий Грааль классициста.
Он сидел в рубке «Гильгамеша», полностью окруженный прошлым: передача за передачей наполняли корабль-ковчег мудростью древних. С его точки зрения, они нашли золотую жилу.
Он был одним из немногих членов основной команды, который мог наслаждаться комфортом самого «Гильгамеша». Карст и Вайтес взяли шаттл и дронов, чтобы обследовать лежащую внизу пустынную планету. Лейн с ее инженерами находилась на наполовину законченной станции, постепенно двигаясь по ее отсекам и фиксируя найденное. Когда они находили доступное им оборудование в рабочем состоянии, то отправляли результаты Холстену, а он по возможности их расшифровывал и заносил в каталоги либо откладывал для дальнейшего изучения, если этого сделать не удавалось.
Раньше никто не получал доступа к терраформирующей станции Старой Империи – даже недостроенной. Никто вообще не был уверен в том, что такая вещь существует. Здесь, в конце своей карьеры, Холстен наконец достиг такого положения, когда мог смело назвать себя величайшим экспертом по Старой Империи.
Эта мысль пьянила, но оставляла после себя холодную депрессию.
Сейчас Холстену досталась целая сокровищница сообщений, литературных произведений, технических пособий, объявлений и всяких мелочей на нескольких имперских языках (но в основном на Имперском С Керн), какой не владел ни один ученый с момента гибели самой Империи. Он мог думать только о том, что его собственный народ – цивилизация, с огромным трудом вставшая на ноги после ледника, – была всего лишь бледной тенью прежнего величия. И дело было не просто в том, что «Гильгамеш» и вся их нынешняя космическая программа были слеплены из ухудшенных, недопонятых кусочков гораздо более высоких технологий прежнего мира. Дело было ВО ВСЕМ: с самого начала его народ знал, что унаследовал уже использованный мир. Руины и распадающиеся останки прежней расы были повсюду: под ногами, под землей, в горах, увековеченные в историях. Находка такого изобилия мертвого металла на орбите не была сюрпризом: ведь вся письменная история была продвижением по пустыне мертвых костей. Не было такой новации, которую бы древние уже ни находили – и ни превзошли бы. Множество изобретателей отошли в забвение потому, что позже какой-то искатель сокровищ обнаруживал старинный и более удачный способ получать тот же результат. Оружие, двигатели, политические системы, философские воззрения, источники энергии… Народ Холстена полагал удачей, что кто-то построил столь удобную лестницу, по которой можно было подняться из тьмы к свету цивилизации. Никто так и не понял, что эти ступени вели к одному-единственному месту.
«Кто знает, чего бы мы добились, если бы не стремились заново воплотить все их глупости? – думал он теперь. – Может, мы смогли бы спасти Землю? Может, сейчас бы жили на своей собственной зеленой планете?»
Сейчас в его распоряжении были все знания вселенной, а вот на этот вопрос у него ответа не было.
Теперь у «Гильгамеша» были алгоритмы перевода – в основном созданные самим Холстеном. Прежде общее количество письменных текстов древних было настолько малым, что автоматическая расшифровка шла методом тыка. Например, он не захотел бы вести переговоры с Авраной Керн с «Гильгамешем» в качестве переводчика. Сейчас, когда в его распоряжении была целая библиотека разных разностей, компьютеры помогали ему выдавать хотя бы полупонятные версии Имперского С. Тем не менее большая часть сокровищницы знаний оставалась запертой в древних языках. Даже с электронной помощью он просто не успевал расшифровать их все, да и скорее всего подавляющая часть текстов не представляла интереса ни для кого, кроме него самого. Он мог только составлять примерное представление о том, что заключено в каждом отдельном файле, помечать его для будущего доступа, а затем идти дальше.
Иногда Лейн или кто-то из ее команды обращались к нему с вопросами – в основном по найденной технике, – что, казалось, совершенно не имело причины. Они выдавали ему туманные термины для поиска и отправляли рыться в его собственных указателях, ища то, что может к этому относиться. Как правило, благодаря его каталогизации и богатству материала, что-то в итоге находилось, и он принимался за перевод. Порой он говорил им, что они и сами могли бы поискать, но было ясно, что инженеры считали, что просмотреть составленный Холстеном каталог гораздо сложнее, чем просто пристать к нему со своими вопросами.
Честно говоря, он надеялся на более неформальное общение с Лейн, но за те сорок дней, которые он на этот раз уже бодрствовал, он даже ни разу не встретился с ней лицом к лицу. Инженеры были заняты – они проводили в огромном пустом цилиндре станции почти все свое время. Себе в помощь они разморозили и разбудили дополнительную бригаду из тридцати подготовленных человек из груза, и все равно работы было столько, что они не успевали ее сделать.
Шесть человек погибли: четыре то ли из-за действующей системы безопасности, то ли из-за сбоя в системе жизнеобеспечения, один – из-за поломки скафандра, и один – из-за чистой неуклюжести, ухитрившись вспороть свой скафандр, спеша протолкнуть оборудование в неровную пробоину в конструкции станции.
Это было гораздо меньше, чем можно было бы ожидать на основе статистики ранних исследований, однако здесь не было древних мертвецов, никаких указаний на то, что этот спутник погиб в той гражданской войне, которая погубила Империю и всю ее цивилизацию. Когда все разладилось, те далекие инженеры просто улетели – возможно, отправились назад на Землю. Начатый здесь процесс терраформирования был брошен на медленный, бездумный произвол звезд.
Все могло быть гораздо хуже. Лейн сказала, что эта станция была отравлена, заражена какой-то электронной чумой, которая уничтожила исходное жизнеобеспечение и немалую часть основных систем станции. Однако «Гильгамеш» оказался очень плохой имитацией изящной технологии Старой Империи. Современные технологии оказались каменистой почвой – виртуальная атака сорвалась из-за примитивности его систем. Многие (за исключением технического отдела) гадали, знала ли об этом Керн, намеренно отправив их в ловушку. Инженерный отдел был слишком занят тем, что старался починить как можно больше систем станции, чтобы позаимствовать их тайны.
Какой-то звуку Холстена за спиной вывел его из задумчивости. Звук был негромкий, очень осторожный – и на мгновение в нем проснулось кошмарное воспоминание о той далекой зеленой планете с ее гигантскими членистоногими. Однако никаких чудовищ не было: позади него оказался только Гюин.
– Все идет хорошо, надеюсь? – осведомился капитан корабля, глядя на Холстена так, словно подозревал в какой-то нелояльности.
Гюин стал более худым и седым, чем в тот момент, когда они улетали от лунной колонии. Пока Холстен мирно спал, капитан время от времени просыпался, отслеживая работу своего корабля. Теперь он смотрел на своего главного классициста со старшинством в возрасте, а не только в ранге.
– Неизменно, – подтвердил Холстен, гадая, к чему этот визит: Гюину пустая вежливость была несвойственна.
– Я просматривал твой каталог.