– Да уж… Молодая девка совсем. Могла еще жить дажить… – Леха вопросительно посмотрел на Митрофана: – Ты вроде сегодня собеда хотел домой уйти, так чего сидишь? Уже второй час дня!

– Да как я уйду, когда тут такое? – Митрофанустало вздохнул. – Давай, Лех, десять минут на чай, а потом следующуюпартию работников допрашивать начнем…

– Ага, ты чайник ставь, а я в столовку сбегаю, поклянчучего-нибудь съестного… – Леха хлопнул Базиля по плечу: – Пошли, ВасильДмитрич, провожу тебя до обеденного зала…

– Пошли, я тебя провожу. Мне на обед еще рано, но безменя тебе точно ничего съестного не дадут.

– Это почему же?

– Твоего обаяния на местных работников кухни не хватит.Придется еще и мое в ход пускать…

И он, попрощавшись с сыном, отправился с Лехой в столовую.

Он сидел на ступеньках пожарной лестницы и смотрел на окно,за которым маячила лысая голова старшего следователя. Габриель ждал, когда еговызовут на допрос. Предстоящая беседа с представителем закона его не пугала. Онзнал, что у ментов на него ничего нет, просто они надумали допросить всехсотрудников «Эдельвейса» мужского пола.

– Эй, приятель, здорово! – услышал Габриельхрипловатый баритон. – Закурить не найдется?

Он повернулся на голос и увидел, как по ступенькам крыльцаспускается отец старшего следователя, Василий. Вид у него был непривычнопомятый. Да и голос звучал не как обычно. Из этого Габриель сделал вывод, чтостарик страдает с похмелья – вчера-то был хорошо поддатым.

– Так что насчет сигаретки скажешь?

– Не курю, – ответил Габриель.

– Я тоже… Но вот пробило вдруг…

И Василий, шумно выдохнув, зашагал в направлениимагазинчика. По всей видимости, решил купить сигарет. А возможно, пива, чтобыполечиться.

Проводив старика взглядом, Габриель вновь уставился в окно.Он смотрел на старшего следователя и думал, будет ли тот плакать над гробомсупруги. С виду Митрофан Васильевич человек суровый и не эмоциональный, но подтолстой шкурой таких вот парней очень часто скрывается нежная душа. Внешностьобманчива. Подтверждением этому был сам Габриель. В «Эдельвейсе», к примеру,никто его не воспринимал всерьез. Считали безобидным чудаком. За спинойподсмеивались. И Габриеля это устраивало. Всю жизнь он скрывался под личинойтихони и хлюпика, тогда как сам был силен духом и телом. Особенно вопределенный период жизни, который Габриель называл про себя «предпоследним»…

…Из Самары он уехал в ту же ночь. Не хотелось (в том числеиз-за того, что второй насильник так и остался безнаказанным), но другоговыхода не было. Когда начнется расследование по делу Дмитрия, всплывет тотфакт, что девушка, с которой он проводил время, повесилась, и Габриеля запростомогут заподозрить. А так – ищи его свищи! Дом они с Машей снимали на ее имя,своего же паспорта Габриель хозяйке не показывал, так что можно не бояться, чтоего личность установят. С этими мыслями он собрался и поехал в аэропорт.Конечно, не хотелось оставлять девушку в петле. Но что ему оставалось?Добравшись до аэропорта, он позвонил в милицию и сообщил о самоубийстве. Деньгина похороны перечислил Машиной маме телеграфом. После этого пошел за билетом.

Первый отправляющийся из Самары самолет следовал наКамчатку. И Габриель решил лететь туда.

Он устроился на рыболовное судно матросом. Дни, когда онстрашился тяжелой физической работы, давно миновали. Теперь она его толькорадовала. Особенно нравилось, что тело благодаря ей становится сильным,мускулистым. Габриель так и оставался худощавым, но теперь под его загорелойкожей бугрились мышцы и мощь переполняла его члены. Ради интереса он попробовалсразиться в армрестлинг с превосходящим его в весе портовым грузчиком и одержалпобеду.

Поселился Габриель в доме рыбака. То же общежитие, но укаждого жильца была отдельная комната.

Работал он вахтовым методом. Четыре дня в море, столько жедома. Было непросто, но ему нравилось. Нравилось все, не только работа иусловия быта. Он влюбился в Камчатку и понял, что это именно та точка нагеографической карте, куда стремилась его душа. Городок на Западной Украине,где он вырос, был проклятым местом, а поселок под Петропавловском –благодатным.

Шли дни, недели, месяцы. Миновал год. Затем второй. Габриельдостиг возраста Христа. К тридцати трем он стал совсем другим человеком: нетаким, каким приехал на Камчатку, и уж точно не тем, каким уезжал из проклятогоместа. Казалось бы, прошло всего ничего – шестнадцать лет, а будто целаявечность. Он был неопытным юнцом, ничего не знающим ни о жизни, ни о себе, чутьпозже превратился в озлобленного на судьбу мужчину, проклинающего всех и вся,затем в служителя божьего, готового на преступление, лишь бы помочь прихожанам,и, наконец, стал мстителем… Столько ипостасей за столь короткую жизнь… Но втридцать три Габриель ощутил полный покой в своем сердце. Даже его вечная жаждабудто притупилась. Да, был за эти годы раз, когда он смог ее утолить, нослучилось это по воле бога, а никак не самого Габриеля. Конкретнее этопроизошло во время шторма. Они тогда были в море, и одного из матросов снеслокорабельной балкой. Он упал на палубу рядом с Габриелем и умирал на егоглазах….

Прошел еще год. Габриель отправился в медсанчасть поселка,чтобы пройти обязательный медосмотр. Он нисколько не сомневался в том, чтообладает богатырским здоровьем, но оказалось – ошибался. У Габриеляобнаружились проблемы с легкими. «Наш климат вам категорическипротивопоказан, – сообщил ему врач. – Прохлада и повышенная влажностьвас погубят. Переезжайте в среднюю полосу России. А лучше – на юг. Рекомендуюне Кавказ, а Крым, там самый оптимальный для вас климат…»

Естественно, в Крым Габриель не поехал. Он никогда невозвращался туда, где уже жил когда-то, а тем более где что-то потерял. Онвообще не уехал бы с Камчатки (на здоровье ему было плевать), но его зарубилина медкомиссии, и можно было не рассчитывать на то, что его примут в любуюдругую команду рыболовного судна…

В тридцать четыре года он вновь оказался на «большой земле».Пожил некоторое время в Санкт-Петербурге (новый город, новые ощущения), но тамему плохо дышалось, и Габриель переехал. Местом своего обитания он избралкрупный волжский поселок. Купил дом, обосновался. Да только самочувствиестановилось все хуже. И главное, болело не в груди, а в животе. Габриель прошелеще одно обследование, и выяснилось, что у него, кроме всего прочего, циррозпечени. Откуда он взялся, при том образе жизни, который вел Габриель, можнобыло только гадать. Ладно бы пил и жрал вредные для здоровья продукты, так ведьон был трезвенником и питался в основном крупой, молоком и хлебом. «Счастье,если вы доживете до сорока, – сообщил ему врач. – А вообще я бы далвам не больше года! Болезнь, конечно, не на последней стадии, но печень ужепоражена настолько, что нет никакой надежды на выздоровление…»