– Отпусти, психованная, – прохрипел Марк.

Наверное, пощады у Смерти стоит просить не так, но ничего просить он не собирался. Однако Лиза, очевидно, тоже не имела намерения его убивать, поскольку отстранилась, и он наконец смог сделать полноценный вдох. В груди все еще жгло, сердце стучало сильно и неровно, но Марк как всегда нагло усмехнулся.

– Валерьянку попей, если нервишки шалят.

– Не беси меня, – огрызнулась Лиза.

Марк еще несколько раз глубоко вдохнул, с удовлетворением отмечая, что сердцебиение приходит в норму, и сказал уже спокойнее:

– Ты, прежде чем налетать на честных людей, хоть разберись. Никто Гретхен одну не оставлял, мы же не идиоты. Она с няней.

– С какой еще няней?

– Вижу, давно ты ее не навещала. У нас уже недели две работает няня. Рита нашла.

Лиза нахмурилась, словно в ее голове что-то не сходилось.

– Но сейчас она одна, – уже не так уверенно сказала она.

Марк закатил глаза, тяжело поднялся со стула и, не говоря ни слова, вышел из кухни, поманив Лизу за собой. Он тихонько приоткрыл дверь комнаты, в которой в своей кроватке спала Гретхен, а рядом на широкой кровати, где обычно спали Марк и Рита, накинув сверху плед и не раздеваясь, дремала Эвелина. Впрочем, едва ли дремала: крепко спала, поскольку не услышала ни стычки на кухне, ни приоткрытой двери.

– Ну? – насмешливо поинтересовался Марк. – Теперь убедилась?

Однако Лиза убежденной не выглядела. Напротив, непонимание на ее лице медленно сменилось самым натуральным ужасом, она даже попятилась обратно от двери, словно Марк открыл дверь не в спальню, а в клетку с тиграми.

– Я ее не вижу, – донеслось до него невнятное бормотание, а затем Лиза развернулась и – Марк был в этом уверен – собралась исчезнуть, но он ловко захлопнул дверь, чтобы не разбудить дочь и няню, и приказал:

– А ну стоять!

Глупо было приказывать Лизе, она не призрак, чтобы не сметь ослушаться, но та внезапно остановилась.

– Что значит: ты ее не видишь?

– То и значит, – огрызнулась Лиза, не оборачиваясь.

– Лиза!

– Отвянь.

– Я не отстану.

– Можно подумать, ты сможешь меня удержать.

– Тебя не смогу, но есть твой Юра.

Лиза наконец обернулась, и лицо ее снова осветилось злостью, но Марк ее не боялся. Почему-то именно сейчас она казалась крайне уязвимой.

– Не смей его приплетать! Я все равно запрещу ему с тобой разговаривать.

– Запрещай, – покладисто согласился он. – Но я буду звать его ровно столько, сколько ты будешь молчать. Он не прийти не сможет. И еще посмотрим, кто надоест ему раньше.

Лиза еще несколько секунд сверлила его взглядом изумрудных глаз, затем шагнула ближе, почти вплотную приблизив свое лицо к нему, и прошептала:

– Твоя няня – та, кого ты ищешь. Смерть не может видеть бессмертную, понял? А теперь отвянь. Попробуешь вызвать Юру – пощады не жди.

Сказав это, она наконец взмахнула подолом длинного платья и скрылась в этом кровавом зареве. Марк же обернулся к спальне. Эвелина – бессмертная? Та, которая может спасти Риту, желает ее убить? Что вообще происходит в этом мире?

Едва только Лиза исчезла за кровавой пеленой, Марк вернулся в спальню. Гретхен всегда спала крепко; если разговаривать в полголоса, она не проснется. И хоть страшно хотелось заорать, он заставил себя говорить шепотом:

– Значит, ты оказалась в нашем доме не случайно?

Эвелина, в отличие от Гретхен, тут же открыла глаза, непонимающе огляделась вокруг. Ее по-деревенски простое лицо выглядело настолько искренним, что если бы Марк чуть хуже знал Лизу, подумал бы, что она ошиблась.

– Марк? – Она села на кровати, сонно потирая глаза. – Вы уже вернулись? Я думала, будете работать всю ночь.

– Зубы мне не заговаривай, – велел он. – Я все знаю.

– Знаете? – Она медленно спустила ноги с кровати, и в этом движении Марку уже не виделась простота, скорее настороженность, она как будто готовилась сбежать. Но если он не дал сделать этого Смерти, не даст и бессмертной. – О чем вы?

– Как мне тебя называть? Бессмертная? Лорелея? Ева? Или, может быть, магистресса Ковена Черного Ворона?

В одно мгновение лицо Эвелины разительно изменилось: только что оно принадлежало юной провинциальной девчушке, искренне любящей детей и не понимающей, чего от нее хочет отец одного из воспитанников, и вот уже перед ним расчетливая стерва, живущая на земле дольше чем кто-либо, а потому видящая людей насквозь, умеющая просчитывать все ходы наперед. Неуловимо изменились даже черты лица, стали как будто острее, жестче и… красивее. Это уже не серая мышь, а эффектная блондинка.

– Значит, действительно все знаешь, – хмыкнула она, больше не изображая почтительный испуг. – Пойдем, дочь разбудишь.

Она вышла из спальни и Марку ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Все-таки эти женщины, живущие – или существующие? – в мире дольше всех остальных, чем-то неуловимо схожи. Властью над другими как минимум. И власть эта скользит в каждом их движении, в каждом взгляде и поступке.

На кухне Эвелина по-хозяйски налила в чайник воды, щелкнула кнопкой и лишь тогда повернулась к нему.

– Раз все выяснил, полагаю, у тебя есть вопросы?

– У меня их миллион, – признался Марк, занимая ближний к выходу стул. Стоять после последних бешеных часов не было никаких сил. – Но кое-что о тебе мне уже известно от бабы Нины.

– Бабы Нины? – Эвелина нахмурилась. – Это дрянь, откопавшая кольца, которые Илья так тщательно прятал?

– Значит, его действительно так зовут? – удивился Марк. Ему почему-то казалось, что у древнего существа должно быть какое-то другое имя, а Ильей он просто представился Нине, чтобы не вызывать вопросов.

– Это последнее имя, под которым я его знала, – пожала плечами Эвелина.

– А тебя он знал под именем Лорелея?

Она кивнула.

– Красивое, да? И девушка была очень красивой, жаль было расставаться. Но теперь у меня другие тело и имя, у него наверняка тоже. Мы их меняем периодически.

– Зачем?

– Это необходимость.

Чайник наконец закипел, Эвелина бросила в две чашки по пакетику чая, залила кипятком и поставила на стол, а сама села напротив Марка.

– Но давай по порядку, – предложила она. – Что тебе уже известно?

Марк во всех подробностях пересказал ей то, что поведала ему старая колдунья. Эвелина лишь кивала, глотая горячий чай, а когда он замолчал, продолжила:

– Ну, многое ты уже знаешь, так что я лишь дополню и кое-что исправлю. Мы не боги. Мы – то, что вы называете душами. Не зря у вас верят, что души бессмертны, это на самом деле так. Когда-то, в самом начале истории, нас было много. Мы вселялись в тело человека при рождении и покидали его после смерти. Но не уходили навсегда, как сейчас. Сначала проходили своего рода очищение: это что-то наподобие вашей веры в ад и рай. Место, где вспоминаешь все свои поступки и мысли, заново переживаешь их, осмысливаешь. Затем какое-то время находились в общей Бездне, потом вселялись в нового младенца. Когда мы жили в теле человека, мы не помнили ни свои прошлые жизни в других телах, ни существование в общей Бездне. Тело человека неспособно вместить в себя эти знания, поэтому амнезия – своего рода защитный механизм. Но возвращаясь в Бездну, мы снова все вспоминали. Любое вселение было добровольным, никто не принуждал и не ставил сроков. Не все души равноценны, есть более сильные и более слабые. Нас, сильнейших, было четырнадцать. Пока одна не решила, что так не может продолжаться. Никто из нас не знает, что произошло в ее последней жизни, как она пришла к такому выводу. В Бездне мы хоть и являемся единым целым, но общую память не получаем. Она решила, что после смерти человека душа не должна возвращаться в общую Бездну и вселяться заново. Ей следует уходить на другую сторону Бездны, в Забвение. И она, как сильнейшая, начала переводить более слабых в Забвение. Ничего не напоминает?