– Никогда в жизни не встречал семейную пару, рассуждающую оподобных вещах, – сказал Кристофер, скорее удивленный, чем возмущенный.

Эммануэль не удержалась и добавила:

– Мне так хочется переспать с нею.

«Да она меня просто дразнит, испытывает, – догадалсяКристофер. – Ну, это мы еще посмотрим!». Но обнаженные ноги Эммануэль,касавшиеся его ног, волновали его куда больше, чем китаянки на сцене.

– Что касается меня, – выдавил он наконец, – я бы куда охотнейотправился в постель с вами.

Сказал – и тут же испугался: «Она решит, что я блефую. Но,надеюсь, мне не придется идти дальше».

– Кристофер постепенно умнеет, – усмехнулся Жан. Англичанинне знал, что ответить. Может быть, его друг не расслышал последней фразы из-зашума в зале? Вряд ли…

Но Эммануэль-то явно слышала реплику Кристофера. Скольковоодушевления было в ее голосе, когда она произнесла: «Я сделаю это сегодняшнейночью!». И, повернувшись к мужу, добавила: «Ты позволишь мне отдаться Кристоферу,дорогой?».

– Да, – ответил Жан, и она поцеловала его с необычайнойнежностью.

На следующее утро раздался звонок Арианы. Не навестит лиЭммануэль ее сегодня днем? Цель приглашения отгадать было нетрудно. Эммануэльотказалась у нее много неотложных дел, она должна помочь Жану. И только положивтрубку, она спросила себя – почему она увильнула? Разве Ариана не привлекает еебольше? Да при одной лишь мысли о той власти, которую имела над нею молодаяграфиня, тело Эммануэль обмякло в истоме. Конечно же, ей нравились ласкиАрианы. Так почему же? Может быть, она хочет остаться верной Би? Да, далеко ейеще до полного выздоровления… Печаль ее стала как-то воздушной, теперь мучиласьскорее гордость, а не сердце. И Эммануэль поспешила с выводом, что ееравнодушие к Ариане объясняется привлекательностью той юной особы, с которойона познакомилась вчера у садовых ворот и чью тайну еще не объяснил ей Марио.

«Анна-Мария Серджини», – сказал он. Ну, а что дальше? Ктоона? Она какая-то другая… И Марио спрашивал, может ли она навестить Эммануэльсегодня после обеда. И в самом деле, около трех часов она появилась у воротЭммануэль в своем миниатюрном автомобильчике.

Эммануэль досадливо наморщила лоб: просто невозможно видетьножки этого ангела упрятанными в брюки. И нельзя увидеть ее грудь – гостья былаодета в плотно завязанную у ворота блузку. И все же, глядя на Анну-Марию, онавынуждена бала признать, что вполне одетый человек может быть не менеесоблазнителен, чем совершенно голый.

Так она стояла, глядя на свою гостью и не пытаясь дажескрыть свой интерес к ней. Анна-Мария не могла удержаться и рассмеялась.Эммануэль сконфузилась:

– Я неприлично веду себя?

– О нет, вы ведете себя как надо.

Что знает о ней Анна-Мария? Эммануэль насторожилась:

– Почему вы так сказали? Марио рассказал вам, что мненравятся девушки?

На самом деле в эту минуту она не испытывала ничегоподобного. При встрече с красавицами она бывала обычно непринужденной ипредприимчивой, но здесь что-то мешало ей, что-то отпугивало. К счастью, юнаягостья отвечала с таким полным отсутствием смущения, что Эммануэль перестала ощущатьнеловкость:

– Ну, конечно же! И еще более того. Он говорит, что выпросто ненасытны.

– О, неужели Марио говорил с вами о таких вещах!

– Может быть, это сплетня, а? Куча эскапад в туземныхкварталах, приступы эксгибиционизма, забавы втроем. Бог знает что еще! Я ужепозабыла половину всего, что слышала.

Нескромность Марио не очень-то рассердила Эммануэль. Онаведь сама хотела такой рекламы.

– И что же вы думаете обо всем этом? – спросила она почтиделовым тоном.

– О, я слышу подобные вещи от моего прелестного кузена такдавно, что уже перестала обращать на них внимание.

Эммануэль отметила, как тактично ее собеседница обходитвозможность дать прямую оценку ее поведения и нравов. Но в силу какого-томазохистского комплекса ей самой не хотелось быть настолько деликатной.

– Ну, а как насчет меня? Считаете ли вы, что мне можно…например, наставлять рога мужу?

– Так же, как и всем.

Спокойный тон и улыбка Анны-Марии непонятны Эммануэль. Такосуждает она ее или нет?

– Надеюсь, вы пристыдили Марио за такие вещи?

– Ничего подобного. На него бессмысленно сердиться.

– На него? А на кого же я должна сердиться?

– Ну, разумеется, на самое себя. Ведь вам это доставляетудовольствие.

Эммануэль отметила это как точное попадание в цель. Но ейхотелось решить принципиальный вопрос.

– Но если бы не Марио с его теориями, я, может быть, и небыла бы такой.

В чистом, как звон колокольчика, смехе Анны-Марии не былоничего обидного. Она сидела на маленькой деревянной скамеечке под раскидистымтамариндом, защищавшим их от палящего солнца таиландского августа. Они сиделилицом к лицу, подавшись навстречу друг другу. Анна-Мария была вся в голубом, наЭммануэль были крошечные трусики, едва видневшиеся из-под лимонно-желтогопуловера, выгодно подчеркивавшего ее бюст. Густые черные волосы падали ей налоб и щеки, она отбрасывала их, вскидывая голову, как молодая кобылка, или ловилаих зубами и вновь отпускала слегка повлажневшими. Снова быстро и внимательноона оглядела Анну-Марию, чувствуя, как в ней просыпается вожделение. Онанаходила Анну-Марию прелестной; более желанной, чем Ариана с ее полуголымантуражем, восхитительней Мари-Анж с ее кошачьими повадками и лукавымиглазенками. Более притягательной, чем даже Би… Эммануэль почувствовала легкийукол совести. Но осудить себя не смогла: все, даже Би, были какими-то земными,здешними, а Анна-Мария была оттуда. Тайный посланец другой планеты.

На мгновение Эммануэль увидела эти далекие галактики, черноенебо, свет звезд и дальний путь, дальний путь… Голос Анны-Марии вернул ее наземлю.

– О, теории Марио, – сказала девушка. – Я их знаю. Болеетого, я полностью с ними согласна.

Она заметила удивление Эммануэль и продолжала с чувством.

– Ну, в Высшей школе искусств много дворянских отпрысковрасставались со своими предрассудками.

– О, вы были в Риме?

– Нет, в Париже.

– А Марио хотел меня убедить, что вы чопорны и строги.