Золотистый конь шел мелкой рысцой, игриво перебирая ногами,и при виде своего хозяина издал приветственное ржание, уверенный, что сейчасначнется то, что Алтан любил больше всего на свете: скачки. Однако Хонгор лишьвзглянул на коня и опустил глаза.

Алтан, будто почуяв недоброе, вдруг затрепетал всем телом,забился, потом вздыбился, одним рывком вырвал повод из рук Эльбека и метнулся встепь.

Однако отбежал он недалеко. Остановился. Уставился нахозяина, издавая короткое призывное ржание, словно кликал Хонгора к себе, наволю.

Хонгор на миг прикрыл глаза ладонью, но тут же опустил рукуи застыл с прежним, отрешенным выражением лица.

Эльбек взъярился. Подхватив с земли забытый кем-то укрюк, онлегко вскочил на неоседланного гнедого жеребца и помчался к Алтану. Сколько нивзмахивал он шестом, накинуть петлю на шею увертливого коня ему не удавалось:не родился еще на свет человек, который мог бы обхитрить умного, легконогогоконя. Хонгор, которому как будто надоело это зрелище, пронзительно свистнул, ис Алтана разом слетел весь задор. Только тогда Эльбек на скаку смог наброситьему на шею петлю.

Эльбек особенным образом свистнул. Эрле знала, что табунщикитак созывают друг друга. Но не по этому свисту к нему на помощь поспешилипастухи, а только повинуясь знаку Хонгора. Они схватили заарканенного коня зауши, спутывая его ноги ремнями, подтащили к другим коням, прежде покорным, атеперь взволновавшимся, обезумевшим.

Наконец все угомонились. И в непрочной тишине отчетливопрозвучали слова ламы:

– Участь твоя, Хонгор, гривы или хвосты. Что выберешь ты?

Рот Хонгора остался сомкнутым, только губы вдруг побелели.

«Что это значит? – недоумевала Эрле. – Зачем емусейчас хвосты и гривы?»

Но тут Хонгор чуть слышно проговорил что-то, от чего Цецен,согнувшись чуть не до земли, издал короткий стон, а потом враз помрачневшиетабунщики, повинуясь Эльбеку, поставили рядом всех шестерых коней, в том числеи Алтана, и, собрав вместе их долгие хвосты, принялись привязывать к нимнедвижимого, безучастного Хонгора: за руки, за ноги, за шею…

И тут наконец-то Эрле все поняла! Ноги ее подкосились, и,онемев, лишившись сил, она упала наземь. И все, что случилось потом, слилось вее помутившихся очах, и звуки все слились: вот кони с буйными гривами,вьющимися по ветру, огненноглазые, испуганно храпя, нехотя тронулись с места,понукаемые немилосердными ударами плетей… Но скоро, упоенные быстротою скачки,помчались неостановимо, пока не скрылись там, где пламенеющее, словно гееннаогненная, закатное небо касалось земли… В тех краях размыкали они по степи телои душу Хонгора!

Эрле не помнила, как снова очутилась в кибитке Хонгора.Вернее всего, притащилась туда, подобно раненому животному, котороебессознательно возвращается в свою нору, ища там исцеления или смерти. Но когдаона вновь обрела способность воспринимать окружающее, то поняла, что сидит насвоей кошме в углу, кругом ярко светят шумуры, наполненные самым чистым салом,а посреди кибитки, на самом мягком, белоснежном ширдыке, опираясь на подушки,возлежит Эльбек, в своем черном атласном бешмете похожий на большого, вольнораскинувшегося змея в блестящей чешуе…

Анзан, гладко причесанная, нарядно одетая, быстро прошламимо нее и опустила завернувшуюся кошму, потом вернулась и стала рядом сЭльбеком, склонив покорно голову и сложив руки.

Перед Эльбеком были заботливо расставлены блюда с едой икувшины с арзой.

Какое-то мгновение Эрле казалось, что она спит и видитстрашный сон. Однако Эльбек вскинул глаза, и сердце дрогнуло: это явь, и ее непрогнать, как наваждение! Эльбек был разом похож на птицу и змею; и вот это-тослияние красоты и холодной жестокости и было в нем самым нестерпимым,отталкивающим, омерзительным!

– О, Эрле… – проговорил он тонким, резким голосом, совсем непохожим на тот протяжный и напевный, каким выводил стихи. – Ты очнулась!Самое время, Эрле. День был тяжел, пора отходить ко сну. Тюмены Хонгора яогляжу завтра. Ну а сегодня посмотрю, что еще досталось мне в наследство.

Эрле вспомнила, как лама провозглашал, что по тому жепроклятому закону степи, осудившему Хонгора на страшную казнь, все имуществоубийцы отходит к ближайшему родственнику убитого. А поскольку Эльбек был томубратом, он и унаследовал вместе с табунами Хонгора, его стадами, кибитками,пожитками и его женщин…

Эрле, будь у нее силы, могла бы грустно усмехнуться просебя: Анзан нечего волноваться, она не нужна этому насильнику!

Но тут Эльбек, задумчиво глотнув арзы прямо из донджика,задумчиво протянул:

– Выбрать из двух кобылиц одну можно, только сравнив ихстати. А ну, раздевайтесь обе!

Женщины не шевельнулись. Они ушам своим не поверили! Эрлезнала, что Хонгор часто любовался ее телом. Но она была чужая, русская. А длякалмычки великий позор показаться обнаженной мужчине, даже своему мужу, ибосозерцание женской наготы – грех!..

– Неужели ты осмелишься ослушаться своего господина,Анзан? – ухмыльнулся Эльбек. – Ты теперь принадлежишь мне, как этакошма, этот кувшин. Я могу сжечь кошму, разбить кувшин. И с тобою я могусделать все, что пожелаю. Или не знаешь, как наказывают непослушных? Их сажаютзадом наперед на клячу, измазанную дерьмом, связывают руки, суют кляче подхвост зажженный прут и пускают в степь. Может быть, ты хочешь поискать тамХонгора? Вернее, то, что от него осталось!

Он коротко хохотнул, и Эрле от ненависти крепко зажмурилась,но тут же открыла глаза, ибо Эльбек обратился к ней:

– А ты, Эрле, знай, если откажешься снять свои одежды, я… Онет, тебя я не трону! – Он с наслаждением увидел, как судорога исказила еелицо. – Ну а если трону, то не сразу. Сначала я буду стегать своею плетьюАнзан до тех пор, пока ты не подчинишься мне. И если ты станешь упрямиться, тоя забью ее до смерти.

Анзан, прижав ладони к лицу, издала какой-то сдавленныйзвук, напоминающий не то смех, не то рыдание. Эльбек покачал головой:

– Ты думаешь, Анзан, что зрелище твоих страданий неразжалобит Эрле? Но она должна знать, что ее ждет такая же участь! Ведь у меняуже есть молодая и красивая жена в ханской ставке. И чтобы взять с собою вас,чужих жен, принадлежавших убийце моего брата, я должен этого очень сильнозахотеть! Ну а если не захочу, я продам вас в рабство ногайцам. За вас я получуцену полтысячи кибиток. Но, может быть, я не стану вас продавать, а простовыброшу, как ненужные старые вещи, и ваши трупы сгниют в черной землеХара-Базар!

– Гос-споди… – бессильно прошептала Эрле. – Господи,неужто и он дитя твое?!

Она забыла, что Эльбек знает по-русски. Он пристальновзглянул на нее.