Однако прежде чем суккуб успел ответить, Зозо, которую вновьзахлестнуло негодование, кинулась царапать ему физиономию.

– Так ты не хотел на мне жениться? – крикнула она.

– Нет, нюня моя! И не собирался! Нам больше семи тысяч разжениться не полагается, а я уже исчерпал лимит! – поспешно ответил Хнык.

Стряхнув с себя руки Зозо, он показал ей язык, завертелся наместе и провалился, задиристо крикнув Эссиорху: «А главного ты так и не узнал,нюня моя!» На полу осталось лишь жирноватое несвежее пятно.

Незнакомец сердито повернулся к Зозо.

– Напрасно вы не сдержались! Он был обязан ответить толькона три вопроса, и ухватился за тот, который ничего нам не объяснил! Вот лукавоесоздание!

– Он больше не вернется? – спросила Зозо.

– Возможно, вернется. Но не думаю, что скоро. Из Тартарапуть долгий. Надеюсь, теперь вы будете умнее.

Зозо осторожно покосилась на телефон, взвешивая, непозвонить ли по 03. Хотя нет, тогда придется сдаваться и самой тоже… Уж больномного впечатлений последнего часа не вписываются в формальную логику.

– Как вы здесь очутились? В закрытой квартире? Отвечайте! –спросила она.

До сознания Зозо медленно, но упорно доходила истина. Онастучалась ей в черепную коробку, как запоздалый гость с чахлыми гвоздикамистучит в дверь. Истина состояла в том, что она столкнулась с чем-тонеобъяснимым, потусторонним, чем-то таким, что никак нельзя осмыслить. В глазахее появился страх.

– Кто вы? Отвечайте же! Не молчите! – повторила Зозо.

Незнакомец, внимательно наблюдавший за Зозо, заметилперемену в ее настроении и поморщился.

– Ну скажу я, и что это поменяет? Это для вас так важно?

– Представьте себе! Вы так и будете молчать?

– Ну хорошо… Я хранитель Дафны, Эссиорх.

– Хранитель? Это как телохранитель?

– Ну зачем же так опошлять, Зозо?.. Сработала интуиция: явспомнил о Даф… в общем, долгая история. Скажите спасибо, что я оказался здесьв нужный момент. Я сожалею, Зозо, но вам лучше все забыть.

– Что забыть? Зачем вы подходите ко мне? Я закричу! –взвизгнула Зозо.

– Для вашего же блага… – строго сказал Эссиорх.

Он легко, но вместе с тем властно взял мать Мефодия заплечи, притянул к себе и подул ей на лоб. Затем мягко отпустил руки, сделал шагназад и исчез.

Зозо пошевелилась и моргнула. Она стояла посреди комнаты и влегком недоумении пыталась вспомнить, что только что собиралась сделать. Вмыслях у нее была легкая неразбериха. Все находилось как будто на месте, ночего-то важного, решающе важного не хватало. Вот только чего? Пустота свербила,тревожила. Ищущий взгляд Зозо упал на цветастые корешки фотоальбомов.

– Ага! Фотографии! Обожаю смотреть, какая у Мефочки былачелочка! – оживилась Зозо, протягивая руку к полкам.

Ночь Ирка провела на крыше 1-го гуманитарного корпусаМосковского университета. Острая крыша главного здания, того, что рисуют напроспектах, подходила для ночевки несколько меньше, хотя две его угловые башнии выглядели вполне аппетитно. Выход на крышу, разумеется, был закрыт, но длявалькирии, со второй сущностью лебедя, нет мелких преград. За день крышанагрелась, и всю ночь отдавала тепло.

Возвращаться домой Ирке не хотелось. Смотреть, как Бабаняразговаривает с пустым креслом, зрелище тяжелое. Самой же садиться в кресло –бррр… Ирку начинало передергивать при одной мысли об этом.

Ирка так долго смотрела на звезды, что ей стало казаться,что она сама на звездах и оттуда смотрит на землю. Мысли куда-то уплывали,дробились, и, сама того не заметив, она ввинтилась в сон, как штопор в тугоеяблоко. Ночью, кажется, шел дождь, но капли его услужливо испарялись в воздухе,не касаясь юной валькирии. Ирке же снился Мефодий. Почему-то он нехорошоусмехался, и с ним рядом вертелись две девицы, которые очень, ну просточудовищно не нравились Ирке. Одну – с длинными пушистыми хвостами, она виделавместе с Мефодием у дома Мошкина. Другую же – темноволосую, решительную – Иркапока не знала и не представляла, существовала ли девица на самом деле илипришла из сна.

«Так нельзя! – сказал ей укоризненный голос. – Ты светлая.Ты должна любить всех».

«Я и буду любить всех. Но только не этих двух», – отвечалаИрка.

«Это нехорошо!» – осудил голос.

«Ну уж извините! Ничем не могу помочь!» – сказала Ирка.

Утром она впервые научилась материализовать доспехи.Произошло все случайно – ей померещился шум, и она рывком села на крыше. Былоуже светло. Солнце стояло не то, чтобы слишком высоко, но уже и не низко.

На крышу поднялся немолодой рабочий в синем халате. Он имелвид человека, батарейки радости которого безнадежно сели. В результате он жил,двигался и работал на одной лишь многолетней привычке и чувстве закаленногопофигизма. Рабочий потрогал антенну, грустно перекурил и, наконец, удалился,захватив с собой моток кабеля. Ирка наблюдала за ним, прячась за вентиляционнымвыступом. Когда ремонтник ушел, Ирка встала и внезапно была ослеплена блескомнагрудника. Она так и не поняла, когда он возник. Должно быть, в момент, когдаей померещилась угроза. В руке же Ирка обнаружила метательное копье.

Подчиняясь неведомому зову, она подошла к краю крыши. Новым,прежде неведомым, но отчего-то известным ей движением, занесла назад почтипрямую руку и метнула дротик, целя в далекий, едва видный с крыши дорожныйзнак. Копье золотой молнией ушло в небо, пронеслось над оградой, описало дугуи… Ирка готова была поклясться, что увидела, как знак качнулся, став жертвенноймишенью. А потом безо всякого перехода копье вновь оказалось у Ирки в руке. Ейне пришлось даже задумываться, как вернуть его. Она ощутила лишь, как пальцысжали отполированное древко. Копье нетерпеливо подрагивало. Как пес, только чтоприбежавший с палкой и теперь вновь распираемый желанием мчаться.

«Хочешь, чтобы я тебя еще раз бросила? Успеем еще… Потерпи!»– сказала ему Ирка.