Танк не горел, серьезных разрушений у него не было видно, но из люков застывшей машины смог выбраться только залитый кровью механик-водитель. Согнувшись в три погибели, он с трудом сделал несколько шагов и упал на землю. Весь остальной экипаж погиб на месте от осколков, обрушившихся на них смертельным градом.

Встав друг за другом, поврежденные машины представляли собой надежное прикрытие, благодаря которому оставшийся танк мог проскочить опасное место, но экипаж машины проявил разумное благоразумие. Обнаружив присутствие артиллерии противника, танк сделал быстрый разворот и ретировался. Жизнь для финских танкистов оказалась дороже чести и достоинства.

У штурмовых рот была возможность исправить положение, несмотря на неудачный рейд танков. Стрелковое прикрытие дота не смогло бы остановить горячих финских парней полковника Макарайнена, имевших многократное численное превосходство над ними. Но тут в процесс боя вмешался случай, а точнее сказать, решимость гарнизона дота умереть, но не пропустить врага.

В результате артобстрела дот № 17 получил серьезные повреждения своих казематов. Вести огонь в сторону атакующего врага он не мог, но у него уцелела телефонная связь. Благодаря этому уцелевшие защитники дота смогли связаться с артиллеристами и вызвать огонь на себя, чем сорвали атаку противника. Попав под шквальный град мин и снарядов, обрушившихся на них, финские солдаты отступили, а когда попытались вновь атаковать, момент был упущен. К месту прорыва были переброшены резервы, и враг был отброшен.

Обозленный неудачей, полковник Макарайнен ещё дважды бросал свои батальоны в атаку. Артиллеристы тяжелых орудий полностью расстреляли свои боеприпасы по правому доту от «Северного льва», приведя его к молчанию. Полковник ввел в бой все оставшиеся в его распоряжении танки, но успех так и не был достигнут. Поняв, где противник наносит свой главный удар, советское командование организовало прочный противотанковый заслон.

На второй день боев предполагаемое местонахождение батареи тяжелых орудий было подвергнуто бомбардировке с воздуха. Когда же Макарайнен собрался вновь штурмовать советские позиции, по финским позициям был нанесен удар из гвардейских минометов. Обстрел был проведен так удачно, что вместе со своими солдатами пострадал и сам неудержимый Макарайнен. Оглохший и контуженный взрывов реактивного снаряда, он предстал перед Маннергеймом, прибывшим объявить полковнику, что его миссия закончена.

– Мы потеряли за время боев около тысячи человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Финский народ не простит нам таких неоправданных потерь, и я приказываю прекратить наступление, – изрек маршал и отправил отважного полковника на лечение.

Неудача наступления финнов на Карельском перешейке поставила крест на наступательных действиях немцев под Пулково. Спасая положение фронта под Мгой от полного развала, Кюхлер был вынужден прекратить атаки на Ленинград и в срочном порядке стал пытаться восстановить прежнее положение дел в «бутылочном горле». Благодаря энергичным мерам, фельдмаршалу удалось стабилизировать обстановку и удержать важный плацдарм в районе села Мишкино, через который проходила Кировская железная дорога.

К концу первой половины сентября линия фронта временно застыла. Обе стороны нуждались в перегруппировке сил, чтобы затем вновь сойтись в непримиримой схватке не на жизнь, а на смерть. Фюрер не собирался мириться с фактом прорыва русскими кольца блокады Петербурга. Он готовил ответный удар, но и Верховный Главнокомандующий не собирался довольствоваться достигнутым результатом.

– Здравствуйте, товарищ Рокоссовский, – благостно прогудела трубка в руке Константина Константиновича голосом Верховного Главнокомандующего. – Хочу ещё раз сказать огромное спасибо и поблагодарить вас от себя лично и от советского правительства за долгожданный прорыв вражеской блокады Ленинграда. Одержана очень важная не только военная, но и политическая победа в столь сложный и трудный для всей нашей страны момент.

Говоря так, вождь нисколько не кривил душой. Победные реляции с берегов Невы были лучшими известиями для Верховного Главнокомандующего в эти дни. Положение вокруг Сталинграда продолжало ухудшаться, несмотря на все принимаемые Ставкой меры.

– Спасибо за теплые слова, товарищ Сталин, а также за столь высокую награду моего участия в этом важном деле, – скромно отозвался Рокоссовский. Сразу после прорыва блокады ему по ВЧ позвонил Жданов и поздравил с награждением орденом Ленина и присвоением звания генерал-полковника.

– Ставка очень надеется, что в самое ближайшее время командование Волховского фронта и вы завершите полное освобождение Кировской железной дороги. Мы прекрасно понимаем всю трудность положения войск фронта на данный момент, что они понесли серьезные потери в живой силе и технике, но немцы тоже понесли потери при штурме Ленинграда и, по имеющимся в нашем распоряжении сведениям, ничуть не меньше, чем Волховский фронт. Нельзя дать противнику время на раскачку. Надо попытаться с максимальной пользой использовать сложившееся положение.

– Согласно последним данным разведки, к противнику прибыло свежее пополнение в виде двух моторизованных дивизий пехоты и танковые соединения. Боюсь, что в ближайшее время войска фронта будут заняты не наступлением, а обороной… – честно признался вождю Рокоссовский.

– Насколько мне известно, представитель Ставки генерал-полковник Рокоссовский никогда не был склонен оценивать ситуацию и врага исходя из чисто арифметических показателей. Известно, что у него всегда было свое мнение, как разгромить врага не числом, а умением. Я не прав, Константин Константинович?

Вопрос Сталина, а в особенности то, что он назвал Рокоссовского по имени и отчеству, застал генерала врасплох.

– Вы правы, товарищ Сталин, – произнес Рокоссовский, и, как ни старался, в голосе его проскочила предательская хрипотца.

– Вот и прекрасно. Ставка очень надеется на вас, – удовлетворенно констатировал вождь, полностью уверенный в том, что надавил на нужные струны в душе своего собеседника. – К сожалению, на данный момент мы не можем в полной мере удовлетворить ваши заявки по живой силе и технике, но готовы полностью переподчинить вашим интересам всю авиацию Ленфронта. Конечно, в разумных пределах.

– Я бы попросил добавить и часть крупнокалиберной артиллерии. Она бы нам очень помогла в выполнении задач.

– Крупнокалиберная артиллерия? – с сомнением произнес вождь, но не стал спорить с генералом. – Хорошо, я поговорю с товарищем Говоровым. Что-нибудь ещё?

– Мы бы не отказались от мин и снарядов, товарищ Сталин. Запасы фронта по ним составляют меньше положенной нормы.

– Генерал Мерецков говорил мне об этом. Ставка приняла решение передать вам часть снарядов и мин из тыловых запасов Северо-Западного фронта. Там сейчас нет активных боевых действий, и ради полного снятия блокады Ленинграда мы готовы пойти на такой шаг, – вождь специально интонацией подчеркнул этот факт. – Кроме мин и снарядов, в распоряжение Волховского фронта передается танковая бригада полковника Тараканова. Тяжелых танков в её составе, к сожалению, нет, но большую часть машин бригады составляют танки Т-34 и «Матильды». Для восполнения потерь фронта в живой силе Ставка направляет десять тысяч вооруженного пополнения и противотанковые ружья. Думаю, этого хватит, чтобы выполнить поставленную Ставкой задачу.