– К северу от этих мест лежит Мерсия. Мирный край. Во всяком случае, сейчас он мирный.

– Проходил я через Мерсию, – отозвался Гейрмунн. – Судя по тому, что я там видел, захватить ее несложно.

– Наверное, – согласился Гутрум. – Но это решать Ивару и Уббе. Король Мерсии платит им дань.

– Ты упомянул Уббу?

– Да. Брат Хальфдана.

Имя датчанина напомнило Гейрмунну о Фасти – родне Уббы и, стало быть, родне Хальфдана. Он не забыл горячую кровь, забрызгавшую ему руку, и предсмертные судороги Фасти в траве, когда сам он бежал из Анкарига на саксонской лодке.

– Убба в Лундене? – спросил Гейрмунн.

– Нет. Нынче его часто видят на севере, где он воюет с пиктами. Или на западе. Повадился совершать набеги на Ирландию.

Гейрмунн кивнул. Ему стало легче, хотя внешне он ничем себя не выдал.

Покинув Лундевик, они после недолгого плавания прибыли в Лунден, находившийся во владении датчан. Этот город был обнесен стеной. Ее и другие строения возводили еще римляне. Один из опорных городов, покинутый саксами. Датчанам очень пригодились крепостные сооружения высотой в три сажени. Гейрмунну Лунден показался вдвое больше Лундевика. Здешняя пристань была вдвое оживленнее. Торговцы безошибочно знали, у кого водится серебро.

С прибытием кораблей Гутрума и Хальфдана на реке возник третий город, плавучий. Основная часть войск шла из Редингума по суше, и все равно разгрузка кораблей заняла несколько дней.

Городские стены имели шесть ворот и опоясывали не менее трехсот акров земли. Основная часть армии Гутрума, в том числе и отряд Гейрмунна, расположилась среди римских колонн, стен и дворов, находившихся между восточными воротами Лундена и воротами, открывавшимися в сторону Эрнинга-страты. Часть этой дороги Гейрмунн ранее прошел вместе с Иоанном.

Гутрум собирался здесь зимовать, и потому Гейрмунн с его воинами строили крыши над головами и возводили стены там, где их не было, делая Лунден наполовину римским и наполовину датским городом. Спустя несколько недель взглянуть на их работу явился Трюггр – датский комендант Лундена.

По возрасту он, вероятно, был ровесником Стейнольфура. Волосы с проседью, загрубелая кожа человека, привыкшего жить под солнцем и ветром. Казалось, море оставило на его лице въевшиеся соленые брызги.

– Хорошая работа, – похвалил комендант, обходя постройки в лагере Гутрума.

– Рад, что ты ее одобряешь, – ответил конунг.

Вместе с Гутрумом шли его ярлы и командиры, в том числе и Гейрмунн, который не понимал, отчего конунгу столь важна похвала Трюггра. Гутрум был ровней Хальфдану и по званию превосходил коменданта города. Но оба конунга были безземельными правителями, да и в Лундене находились на положении гостей. Скорее всего, этим и объяснялась почтительность Гутрума.

– Твои воины хорошо тебе служат. – Комендант мельком посмотрел на ярлов и командиров, однако на Гейрмунне его взгляд задержался. Сначала Трюггр изумился, затем помрачнел, глаза стали жесткими. – Весть об их подвигах дошла и до нас.

– Я бы не смел просить о более мужественных и сильных воинах, чем они, – сказал Гутрум. – А теперь, ярл Трюггр, прошу ко мне в дом. Нам есть о чем поговорить.

Трюггр еще немного посверлил Гейрмунна взглядом. Потом отвел глаза и пошел с Гутрумом, оставив Гейрмунна недоумевать о причинах враждебности этого датчанина. Он давно привык к удивленным и подозрительным взорам, однако в глазах Трюггра было еще что-то. Оставалось лишь надеяться, что враждебность коменданта не станет предвестницей беды.

В перерывах между строительством, когда Гейрмунн не клал камни и не тесал доски, он знакомился с городом, тратя на это изрядное количество серебра. Конунг Гутрум сдержал слово и щедро его наградил. Гейрмунн бродил по улицам Лундена, и ему казалось, что этот город вобрал в себя весь мир. Он видел торговцев, приехавших отовсюду с диковинными товарами; из стран настолько далеких, что прежде Гейрмунн не знал их названия и не слышал их наречий. Он пил вино из Спанландии и купил дорогую кольчугу, сделанную в Франкландии. Он пробовал оливковое масло, привезенное из Лангбардаландии и Гриккландии, а также африканские и индийские пряности. Его пальцы трогали шелка, вытканные в Тюркии, Персидии и других восточных странах. Ткани были настолько мягкими и тонкими, что пальцы их не ощущали, и тогда он наклонялся ниже и убеждался: нет, это не обман зрения. Он провел ночь с фризской женщиной, а у мужчин, чья кожа была разукрашена во все цвета и оттенки, научился играть в кости и иные, новые для него игры. Не в пример датчанам, эти путники и торговцы, взглянув на него, не удивлялись цвету его кожи. Некоторые спрашивали, не с Бьярмаланда ли или из Финляндии он родом. Да, в Лунден стекался весь мир, а отсюда сметливые и удачливые уплывали на пустых кораблях, став значительно богаче.

Время в Лундене текло незаметно. Недели проносились так же быстро, как дни и часы на поле битвы. Столь же незаметно эти недели превращались в месяцы. Раны у воинов Гейрмунна давно зажили, но он не хотел, чтобы бойцы изнежились, ибо их ждал Уэссекс. Для поддержания боеготовности отряда Гейрмунн нагружал воинов работой и заставлял упражняться во дворе, где они жили и спали, когда не разбредались по городу.

Однажды Гейрмунн с Бирной и Аслефом наблюдали за состязанием Рафна и Ветра. Оба двигались проворно и умело. Первый был вооружен копьем, второй – двумя мечами. Гейрмунну подумалось о воздушном поединке голубя с вороном. Состязались они на полу из разноцветных камешков, выложенных в прихотливо переплетающиеся узоры. Посередине, в круге, было изображение человека, одетого в белую тунику и с пучком листьев над головой. «Неужели все римляне выглядели так?» – удивился Гейрмунн. Тогда они больше походили на смертных, чем на богов.

– Я бы с радостью остался здесь до конца дней, – признался Аслеф.

Рана в носу и на щеке зажила, но шрам изуродовал его красивое лицо.

– Хорошее местечко, – сказала Бирна. Она обвела взглядом двор, затем пихнула Аслефа локтем. – Но со временем меня бы потянуло сменить окружение.

– Я не про двор говорю. Про Лунден.

Гейрмунн хорошо понимал Аслефа. Отчасти он и сам желал того же, однако его другая часть не представляла дальнейшей жизни в безделье.

– Вряд ли Лунден будет тебя манить, когда ты растратишь серебро, – сказал он Аслефу.

– Это правда, – закивал Аслеф.

– Я бы тут заскучала, – произнесла Бирна. – По правде сказать, мне уже скучно, но я пытаюсь наслаждаться миром, пока мы вновь не отправились на войну.

– А я устал от войны, – вздохнул Аслеф. – Я готов сражаться, если понадобится защитить честь или родню, но меня тянет к оседлой жизни.

– Хочешь стать земледельцем? – спросила Бирна.

– Не знаю. Просто охота обзавестись женой и детьми.

Бирна повернулась к Гейрмунну:

– А ты что скажешь?