– Что произошло? – спросила я, как только она освободила мое правое запястье. – Для чего это было? – Я подняла один ремень и уронила обратно на край кровати.

Прежде чем ответить, она придвинула к моей койке единственный в комнате стул и села.

– Ты пережила нервный срыв, – мягко сказала она. – Я надеялась его предотвратить.

– Нервный срыв? – переспросила я, силясь припомнить, что случилось.

Воспоминания приплясывали на краю сознания, разбегаясь по сторонам. Если у меня был срыв, значит ли это, что я и впрямь чокнутая?

– Мия, ты помнишь, как ходила в школу в пятницу?

– Думаю, да. В смысле, я же ходила, да?

Судя по тому, что я помнила, в пятницу был великолепный день. Мама сказала мне, что у меня изменится школьное расписание. Я помню, какая счастливая я стояла в кухне с ней и с Джейкобом, а потом мы поехали в школу, но по какой-то причине ничего после этого я вспомнить не могла. Воспоминание присутствовало. Я чувствовала, как воспоминание дразнит меня, но отказывается выныривать на поверхность.

Доктор Маршалл внимательно наблюдала за мной.

– Мия, ты помнишь, что случилось в столовой?

Я подтянулась в сидячее положение и потрясла головой, надеясь, что от этого в ней прояснится.

– Мия, давай поговорим о твоих друзьях.

Ее голос доносился словно с другого конца туннеля. Воспоминания наконец начали дергать мое сознание за подол. Ужасные воспоминания. Я пыталась отталкивать их, но они отказывались прятаться дальше.

События пятницы начали разворачиваться у меня перед глазами, полностью затмив все остальное, и уши заполнил знакомый рев.

– Мия, дыши, – произнесла доктор Маршалл с другого конца туннеля.

Я заставила себя дышать. «Вдох, выдох, вдох, выдох», – мысленно повторяла я медленно и нараспев, пока рев не отступил.

– Я когда-нибудь стану нормальной или навсегда останусь чокнутой? – прошептала я наконец, когда смогла дышать без гипервентиляции.

– Мия, ты такая же нормальная, как любой другой. Человек не бывает чокнутым. Он может быть психически неустойчивым или у него может быть болезнь, которая заставляет его верить в то, что не соответствует истине.

Я чувствовала, как новые слезы жгут глаза. Столько лет не плакала, а теперь остановиться не могла.

Она немного подумала, а потом сказала:

– Мия, твоя чудесная душа пострадала от травматического опыта, и поэтому ты видишь вещи, которых на самом деле нет.

– Не понимаю.

– Я имею в виду, что из-за травмы, перенесенной тобою в детстве, твое сознание создает галлюцинации, чтобы помочь тебе с этой травмой справиться.

Я кивнула. Это мы уже проходили. Вот откуда взялась моя Мия. Остальное это не объясняло.

– Твое сознание обеспечивало тебе спасательный круг, когда ты входила в атмосферу, к взаимодействию с которой была плохо подготовлена. Это не твоя вина, Мия. Мы надавили на тебя, когда ты не была готова. Я глубоко сожалею о решении отправить тебя в школу слишком рано. Я так старалась разобраться в периоде твоего взросления у Джуди, что пренебрегала тем, что происходило у меня на глазах. Хизер и другие нереальные подруги появились, чтобы сделать работу, которую следовало сделать мне. Они защищали тебя, когда ты нуждалась в защитнике. До нашего последнего сеанса я и не представляла, что в школе все зашло так далеко. Похоже, мы слишком долго выжидали и не вмешивались, когда обсуждали это с твоей мамой. Мы подвели тебя. А главное… я тебя подвела. Прости меня за это.

– Но как они могли казаться такими реальными? – спросила я, проводя пальцем по металлическому поручню кровати. – Как я могла беседовать с теми, кого даже не существовало? Я тут ничего не понимаю. – Я говорила совершенно по-детски.

– А как вообще работает сознание? Созданная тобой Мия спасала тебя от насилия и неволи. Она давала тебе вход в мир, в котором тебе отказывали. Хизер и остальные делали то же самое. Все они очень оберегали тебя. Я подозревала, что ты не готова к школе. Я даже не была уверена, что ты готова к внешнему миру. Может, твое тело и было готово физически, но не голова. Одно время мне казалось, что жизнь дома, восстановление отношений с родными поможет тебе скорее поправиться. Я недооценила, насколько ошеломительно это будет для тебя. Мне следовало подождать и не подписывать тебе бумаги на выписку.

Я вопросительно взглянула на нее, не понимая, что она имеет в виду.

– Почему?

– Ты уже проявляла признаки новых галлюцинаций, пока лежала в больнице. Я надеялась, что выписка дистанцирует тебя от них. Поначалу казалось, что я права. Галлюцинации дали тебе успокоение и уже начали отпускать тебя.

Ее слова приводили меня в замешательство. Я не понимала, что она пытается мне сказать. В больнице была только я. Моя Мия к тому моменту уже исчезла. Доктор Маршалл несла какую-то чушь. Единственным, кого я знала, был Стрелок. Я отрицательно помотала головой.

У доктора Маршалл на лице читалась подлинная мука, пока она ждала, чтобы я сообразила, что она пытается до меня донести. Я снова помотала головой, отказываясь выдавать ей желаемое.

– Мия, расскажи мне о Стрелке, – сказала она наконец, не оставляя мне выхода.

Стрелок? Он-то здесь при чем? С чего она подняла вопрос о нем, когда речь шла о моей сломанной голове и ее потребности обманывать меня? Стрелок был особенным. Он не имел отношения к этому разговору. Во мне зашевелилось раздражение.

– Ты помнишь, как тебя пугали все твои «первые разы»? – Она говорила мягко, подталкивая меня к двери, которую я не хотела открывать. Не сейчас, никогда. То, что она говорила, было нереальным. – Тебя страшило, как ты справишься со всем тем, чего не понимала. Помнишь?

Я отказывалась отвечать, запустив пальцы в грудную клетку, пока не перетыкала все промежутки между ребрами до боли.

– Мия, Стрелок появился, чтобы помочь тебе. Он сделал все эти «первые разы» менее унизительными. Он дал тебе силы поверить, что ты готова к встрече с внешним миром.

– Вы не правы, – дрожащим голосом перебила я. – Все любили Стрелка.

– Все любили тебя, милая. Личность Стрелка у тебя внутри придавала тебе уверенности разговаривать с людьми, которые пугали тебя. Он дал тебе необходимый толчок. Толчок, за который мы все были благодарны.

Я снова замотала головой.

– Нет, это неправильно.

В голове побежала лента памяти. Я видела, как засовываю в карман халата сладкий батончик в оранжевой обертке, впервые шаркаю по коридору, пробираясь к дверям, что выведут наружу, как выхожу и впервые вижу Стрелка. Только теперь на скамье не было никого, кроме меня, разговаривавшей с тем, кого там не было. Сознание вызвало еще одно воспоминание: я поднимаюсь по лестнице, отставив руку так, будто помогаю кому-то подниматься, но теперь я видела только себя, одну.