Я все равно была готова сбежать от толпы.

Когда мы вышли наружу, ярко светило солнце. Лето было не за горами, но из-за влажности воздуха казалось, что оно уже наступило. Мне было все равно. Я любила бывать на воздухе и, за вычетом сеансов терапии, большую часть времени проводила снаружи. Клинику окружал забор, но тщательно скрытый за деревьями и кустарником, отгораживавшими нас от внешнего мира.

– Как твои дела? – спросила мама, взяв меня за руку.

Мой любимый вопрос. Я взвешивала свои слова, подыскивая правильный ответ. Вопрос был простым, но требовал тяжелого и громоздкого ответа. Как передать, какие чувства я испытываю, когда они все такие сложные?

– Лучше, – наконец сказала я. «Лучше» – безопасное слово. По правде говоря, самое подходящее. Я действительно чувствовала себя лучше. Временами возможности моего сознания и то, на что оно было способно, пугали меня до ужаса. А порой меня накрывало громадной волной облегчения, что сознание привело меня туда, где я находилась сейчас. Доктор Маршалл говорила, что оно сделало меня сильной. Дало мне силы уцелеть.

– Я так рада, солнышко. С тобой хорошо обращаются?

Я кивнула.

– Почему вы мне не сказали? – спросила я, когда мы обогнули пруд.

Им не надо было спрашивать, что я имела в виду. Время обращаться со мной как со слишком хрупкой для того, чтобы справиться с правдой, прошло.

– Нам следовало сказать тебе. Доктор Маршалл хотела, чтобы я забрала тебя, как только мы поняли, что симптомы сохранились. Это я хотела дать тебе шанс приспособиться к жизни дома. Я надеялась, что они отступят.

– Сохранились? Какой изящный способ сказать «по-прежнему не все дома»! Я разговаривала с людьми, которых вообще не было. Вы, ребята, думали, что это просто пройдет?

Слова мои звучали резко, но доктор Маршалл поощряла мою искренность. Тон я держала ровный, так чтобы они хотя бы понимали, что я их не виню. Положение у них было сложное. Это я понимала. Всю мою ярость и стыд мы разобрали в процессе терапии. Однако Джейкоба мне было жалко. Он был вынужден претерпевать все последствия моего провала в школе. Я гадала, имеет ли это какое-то отношение к его нехарактерной молчаливости.

– Извини за эту фигню со школой, – сказала я ему, когда мы обогнули пруд второй раз.

Он бросил на меня изумленный взгляд. Я остановилась на полушаге, ожидая, когда он спустит на меня собак. Я бы не стала его винить. Я же полностью разрушила его жизнь.

– Ты извиняешься передо мной. А дальше что, пинка отвесишь?

Я в замешательстве разглядывала его. Раздражения я ожидала, но это было нечто иное. Это была ненависть к самому себе.

– Что? Мне жаль. Я не стану винить тебя за ненависть ко мне. Я оставила дерьмо, а тебе пришлось убирать.

Мама открыла рот, чтобы вмешаться, но Джейкоб остановил ее, вскинув ладонь.

– Нет, мам, я достаточно долго молчал. Все вы настаивали, что знаете, как будет лучше для Мии, но я пытался сказать вам, ребята, что вы слишком на нее давили. Слишком много от нее требовали. – Голос у Джейкоба слегка дрожал. – Мия, по-твоему, я на тебя злюсь? Я злюсь не на тебя. Я злюсь на всех остальных. Мы давили на тебя, пока ты не сломалась. Я видел, что это происходит, и никак тебя не защитил. Я снова тебя подвел. – Голос его сорвался, и я потрясенно увидела слезы у него на глазах.

Неловко было видеть, как мой большой, сильный брат плачет. Он был слишком крепким для слез, слишком эмоционально устойчивым.

– Джейкоб, ты никогда меня не подводил.

Он бешено затряс головой.

– Подводил. Я сказал тебе, что иду в дом, чтобы принести тебе фруктового мороженого, и так и не вернулся. Я поднялся к себе в комнату поиграть с машинками. Мне надоело играть в дочки-матери с тобой и твоей дурацкой куклой.

От его признания у меня отвисла челюсть. Я начисто позабыла, что он был во дворе со мной в тот день. Этот мелкий скунс пообещал мне вишневое мороженое. Когда он не вернулся сразу, я подумала пойти за ним, выследить и потребовать свое холодное лакомство, но мне было так весело играть с Дейзи.

Я не успела сдержать сорвавшийся с губ смешок. Мама с Джейкобом переглянулись, но я снова хихикнула. Они наверняка решили, что я снова слетела с катушек и мне нужна очередная доза лекарств.

Я зажала рот рукой. Не время для смеха.

– Простите. Я не хотела смеяться, – сказала я и снова хихикнула. – Просто я так сердилась в тот день, думая, что ты слопал мое мороженое. Я собиралась пойти в дом и наорать на тебя, но мне было слишком весело во дворе. Ты не виноват, что меня забрали. Никто не виноват, – сказала я. – Я всегда играла во дворе. Я должна была быть в безопасности. Маленьких детей не полагается забирать прямо от дома. Никто не виноват, – повторила я. – Джуди украла у меня детство, но я не позволю ей украсть у меня остальную жизнь.

С плеч моих свалился гигантский груз. Доктор Маршалл долго пыталась подвести меня к этой точке. Все дело в принятии и движении дальше. И не прятаться больше от правды.

Мои слова разрушили невидимую стену, возведенную Джейкобом между нами. Он притянул меня к себе и стиснул в долгом медвежьем объятии, так что я едва не задохнулась.

Следующие несколько часов мы обсуждали все табуированные темы, которых прежде избегали. Временами мама плакала, порой плакала я. Доктор Маршалл сочла бы это терапевтическим сеансом. И это было хорошо.

Когда мы вернулись, я в шоке обнаружила, что меня ждет еще один посетитель. Он стоял в сторонке в комнате отдыха, явно чувствуя себя крайне неуютно в окружении пациентов. Увидев его, мы с Джейкобом переглянулись. Однако мама удивления не выказала.

– Ты знала, что он заявится? – спросила я, стоя в дверях.

– Он звонил на неделе и спрашивал про часы посещения. Хотел навестить тебя.

Джейкоб презрительно фыркнул.

– При всех его недостатках, он все еще твой отец, – укорила его мама.

– Ты, должно быть, меня разыгрываешь, – сказал он и обнял меня. – Увидимся на следующей неделе, Мия. – Он резко развернулся и вышел.

Мама вздохнула, но не стала его окликать.

– Я знаю, ты зла на отца, но дай ему шанс, ладно? – сказала она, когда папа подошел.

Он выглядел так же неуверенно, как чувствовала себя я.

– Зла на него? Я его вообще не знаю.

При этих моих словах он вздрогнул.

– Блейк, – приветствовала его мама.

– Трейси, – отозвался он.

– Мия, увидимся на следующей неделе, – сказала мама и обняла меня. На миг я припала к ней. За эти последние несколько недель я скучала по ней больше, чем могла себе представить. И мне нужно было, чтобы она это знала.

Мама последний раз стиснула меня в объятиях и ушла. Мы с папой смотрели ей вслед. Между нами повисло неловкое молчание. Он не потрудился меня навестить, пока я была дома, так что теперь-то он мог мне сказать? Я переминалась, поглядывая вокруг, и заметила в углу зала Тришу с родными. Ее жестикуляция явно предполагала, что она очень недовольна. Не у меня одной семейные проблемы. Позже обсудим.