Погода была что ни на есть летняя, я осмелилась надеть бриджи и футболку с милым енотом на груди. В конечной точке нашего маршрута, то бишь на берегу, Хрякин предложил мне покататься на лодке и, получив радостное согласие, сунул мальчугану, что был с лодкой, купюру за временную аренду посудины, после чего помог мне взобраться на борт. И мы поплыли… А Петровы, кстати сказать, остались на берегу. Затем уже обнаружилось, что это не только я хотела поговорить с Колей, но и Коля хотел потолковать со мной, для этих целей и предложил покататься на лодке — чтобы общаться без свидетелей. Я же видела в этом прекрасную возможность с удобной точки проверить, висит ли еще моя ленточка возле первой тропы. Вначале я была озабочена высматриванием синего пятна среди коричнево-зеленого пейзажа, поэтому только через несколько минут заметила, насколько хмурым был мой ухажер. С каждым новым взмахом весла он грустнел все больше, тем самым заставив задуматься его спутницу, уж не утопить ли он ее собрался. Я даже с испугом стала высматриваться сквозь полупрозрачную воду, ища глазами весьма отдаленное от поверхности воды песчаное дно водоема. Да, долго тонуть придется.

Поработав веслами примерно с треть часа, Хрякин неожиданно остановился. Таким вот образом мы застряли аккурат в середине немелкого озера.

«Точно подметил, Иуда, где поглубже будет», — пришло мне на ум.

— Что с тобой происходит? — взволнованно спросила я и взглянула в его бледное лицо.

Колька на миг поднял на меня глаза, но сию же минуту опустил их, словно они внезапно налились свинцовой тяжестью, и промямлил:

— Я трус, я негодяй, я полное ничтожество…

Боже, не хватало только раскольниковских мыслей в голове Хрякина! Дескать, вошь я или человек; слабохарактерная тряпка или ж крутяга киллер? Припоминаю, как подобные мысли закончились для ничего не подозревавших о том бедных старушек. Впрочем, первая, будучи скупщицей, не подходит под определение «бедная», но разве заслужила она этим смерть? А вторую было жалко до слез.

— Что ты! Ты не такой! — взялась горячо разубеждать его я, а то еще треснет с горя веслом по моей бренной головушке. И поминай как звали! — Ты не вошь!

— Что? Я разве сказал «вошь»?

— То есть ты не ничтожество. Ты хороший! Самый замечательный! Умный, добрый…

— Нет, — вторил сам себе Хрякин, — я полное ничтожество. Я дерьмо!

— Но почему?

— Я тебя обманул… Обманывал все время!

— Тише, не кричи. Когда ты меня обманул? — спросила я спокойно, решив, что речь идет о каком-то незначительном моменте. Как я ошибалась!

— Ну тогда… Помнишь, ты спросила, как ее зовут, эту Колесникову. Я мало того что не знал ее имени, до того как ты сама назвала, так я ко всему прочему вообще не знаю, кто она такая!

— Как это не знаешь? — не поняла я. — Она же твоя знакомая. Детектив.

— Да какой она, в задницу, детектив?!

— Частный, наверно, — моргнула я глазами.

Сосед по лодке оторвал наконец свой взор от деревянного днища, посмотрел мне в глаза и, глубоко вздохнув, изрек:

— Эта Колесникова была обыкновенной шантажисткой.

— Кем?! — подпрыгнула я от неожиданности, да так, что судно наше перевернулось, и оба мы оказались в воде.

Через пять минут, когда удалось залезть обратно в лодку, Николай стал рассказывать, почему же он такой подлец. Для этого нужно вернуться в день убийства Крюкова. Девятого числа Александр ждал факса от одной крупной компании, с которой собирался совершить взаимовыгодную сделку. Да, был праздничный день, но начальники обеих компаний договорились выйти поработать, чтобы к началу рабочей недели успеть согласовать все условия будущего сотрудничества. Видя, как шеф собирается уезжать, Николай напомнил о еще не полученном факсе, на что друг ответил:

— Не могу ждать, на свидание опаздываю. К тому же вряд ли они что-то пришлют, уверен, они уже дома бухают.

Коля, услышав слово «свидание», вытаращил глаза:

— А как же Наташа?

На что Крюков хитро прищурил глаза и поведал:

— Есть у меня одна девушка. Ну просто конфетка! — В этом месте Санек, как полагается, со смаком причмокнул, после чего продолжил: — Я гендиректор, нам положено. И не смотри на меня так. Вот проживешь с одной и той же бабой десятилетие, тогда и поговорим! Ладно, я сейчас дую в Березовку, помнишь, где это? Мы еще там день рожденья отмечали, когда в загородном доме шел ремонт? — Хрякин кивнул, а Крюков накинул пиджак. — Вот. Если что очень срочное, найдешь меня там. Телефон я, скорее всего, отключу.

И он уехал. Николай домой не торопился, его там никто не ждал, потому остался в офисе допоздна, даже надумал там ночевать. Как вдруг…

— Приходит этот чертов факс. Почти ночью! Притом им срочно нужен был ответ, согласны мы на их условия или нет. Но тогда они уже обратятся в другой банк.

— «Филлиат»?

— Какая догадливая. Именно. Этого я допустить никак не мог! Мне бы Саня башку оторвал. Хотя, зная, что с ним случилось впоследствии, не оторвал бы. Но я не мог наобум согласиться, ведь генеральный директор Саня, а не я.

— И ты поехал в Березовку…

— Да.

— Во сколько это было? — нахмурилась я, пытаясь вспомнить расположение стрелок на часах в тот момент, когда я выплыла на дорогу и наткнулась на черный «БМВ».

— Без чего-то одиннадцать.

— Ага. — Я задумалась. Вроде на дороге я оказалась намного позже. — Не помнишь случайно, не называл следователь точное время убийства?

— По-моему, около половины одиннадцатого.

Этому событию я порадовалась от души:

— Ага! Значит ты не мог его убить! Даже если б очень постарался!

— Я?! — Глаза у Хрякина чуть из орбит не вылезли. — Ты что, сдурела?! Зачем мне убивать своего друга?

— Вижу, что незачем. Что дальше было?

— Подъехал к дому этому, посигналил. Никто не вышел. Тогда я вылез из машины, подошел к дому и постучал. Опять ничего. Я решил, что это неверный дом, но точно помнил, что на окраине, в итоге решил прогуляться до соседнего. Вскоре услышал шорох дальше по дороге, пошел туда, но не успел и десяти шагов сделать, как споткнулся о что-то тяжелое. Нагнулся, а это… это… — На слове «это» Николай запнулся, загрустил, плотно сведя вместе брови, потом и вовсе прикрыл ладонями лицо, устало опустив плечи. Мне стало его ужасно жалко, и, чтоб хоть как-то поддержать, я по-отечески постучала ему рукой по колену, мол, крепись сынок, что было — того уж не воротишь, или что-нибудь в этом духе. — А в спине у него нож, — слегка приободрившись от моего постукивания, продолжил понурый Коля. — Что было дальше, помню смутно. Вроде перевернул его зачем-то. Наверно, чтобы убедиться, что это именно Санек. Мне отчетливо запомнилось лишь выражение его лица. Тогда полнолуние было. — И взглянул на меня, будто ища подтверждения своих слов. Я коротко кивнула, дескать, помню-помню этот блюдцеобразный ужастик посреди черного, практически беззвездного неба. — Кажется, я снова перевернул его на живот и поскорее уехал оттуда.