А там меня ждало красивейшее озеро, на глянцевой, ровной поверхности которого многочисленными желтоватыми бликами отражалась взошедшая луна, напоминая полотна Куинджи. Поблизости возвышался редеющий лес, опоясывая озеро почти по всему периметру.

— Ага! — обрадовалась я, еще издалека пронаблюдав сию мечту пейзажиста, и побежала в ту сторону.

Забыв о цели своей прогулки, я невольно залюбовалась видом и даже задрала котелок кверху, чтоб поглазеть на великолепное звездное небо, как вдруг со стороны озера что-то зашуршало. Посмотрев на источник шума, я так и села прямо в траву. От водной глади в сторону леса удалялся некто, чей силуэт очень удачно высветила луна. На нем был темный плащ, резиновые сапоги. Голову покрывал обширный капюшон, а в руках было… ружье.

«Он что, поохотиться вздумал в час ночи? Откуда в моем городе подобные типы? — спросила я сама себя и тут же вспомнила, где нахожусь. — Ну и дура! Я ж в Щукинском районе!» Внезапная догадка, ужасная, как смерть, и острая, как нож, болью страха пронзила мое сознание. Щукинский маньяк!

Перед глазами с поразительной быстротой зачередовались изображения зверски искореженных трупов девушек и женщин в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, которые так красочно и подробно вырисовывал телевизор и описывал диктор по радио.

Повинуясь мгновенному порыву, я поднялась и осторожно, на цыпочках направилась в противоположную от маньяка сторону, но уже на восьмом шаге сознание выкинуло иную картину: родственники и друзья погибших женщин, скорбящие, плачущие, мечтающие отомстить. Но как они отомстят? А если урода никогда не поймают? А также будущие жертвы. Что сделают со мной, коли прознают, что я была так близка к тому, чтобы выследить убийцу-насильника и тем самым помешать его маньячной деятельности, но ничего для этого не сделала? А как же справедливость, которая обязана восторжествовать? Ей просто-напросто нужен какой-то толчок. Короче, можете считать меня душевнобольной олигофренкой в стадии дебильности, но, обуреваемая столь тяжкими для темного времени суток мыслями, я потопала вслед за Плащом.

Еще десять минут размышлений, сопутствующих движению к дому, и я бы потеряла его из вида, так как лютый маньяк, весьма довольный собой, уже сворачивал с берега озера на углубляющуюся все дальше в лес тропинку. Как будто под гипнозом я следовала за ним, позабыв о страхе, холоде и обо всем на свете. Метров через пятьдесят Плащ неожиданно свернул куда-то вбок, зашелестела трава. Я прекратила тупую слежку и резко затормозила. Через мгновение шелест прекратился. Набравшись храбрости, я сделала несколько шагов вперед. Затем еще и еще и остановилась в том месте, откуда он свернул. Убедившись, что отсюда все равно ничего не разглядеть, шагнула очень осторожно между теми же деревьями, где прошел он. Хватило секунды, чтобы мельком взглянуть на незнамо каким образом втесненную в узкое пространство среди ровных стволов маленькую походную палатку и выбраться обратно на тропинку. Вот, значит, где живет извращенец! Хорошенько обмозговав ситуацию, я решила, что одна с ним не справлюсь, а вот отметить координаты его нынешнего местообитания для правоохранительных органов было бы очень неплохо. С этим я, внимательно оглядев свою ночную рубашку, выудила из нее одну из двух синих атласных ленточек, втиснутых туда для красоты между рюшей, обрамлявших края сорочки. После этого завязала ее бантиком на стволе того дерева, за которым нужно сворачивать с тропинки в глубь леса. Вернувшись к озеру, я подумала еще раз и на всякий случай привязала вторую, последнюю, ленточку к стволу перед поворотом, чтобы знать, на какую именно тропу нужно сворачивать. Затем, посчитав свою миссию завершенной, уже не чувствуя пальцев рук и ног от мерзлоты, возвратилась той же дорогой в сарай.

Утром меня разбудил Коля.

— Юль, вставай! — потрясывая несчастную за плечо, заорал он мне на ухо.

— Зачем? — открыв один глаз и зевая во весь рот, заныла я.

— Ну как это зачем? За завтраком! Уже половина одиннадцатого, я есть хочу!

— А встреча? — открыв второй глаз и захлопнув первый, напомнила я, лишь бы отослать его куда-нибудь еще часа на полтора и спокойно доглядеть сон. — Твой, этот… Макс? Ты нашел его?

— Нет. Но встреча состоялась и без него! — пыша радостью, возвестил он. — Все прошло отлично!

— Боже, какого рода встречи проходят утром воскресенья?

— Деловые и с очень важными людьми. Вставай, соня! — Он потянул за конец одеяла, в результате оно свалилось на пол, а мне стало некомфортно. Подлый!

В столовую мы вошли почти одновременно с Петровыми. Семья состояла из трех человек: тети Полины, сорокачетырехлетней женщины, добродушной, вежливой, с чувством юмора и с длинной, почти до пояса, густой русой косой; дяди Миши, усатого мужчины лет пятидесяти, и их сына Юрки. Все они мне понравились.

Про Вадима Дмитриевича и говорить нечего — известный клоун и балагур. Увидел меня — и сразу обомлел. Поцеловал протянутую ему для пожатия руку, усадил рядом с собой и искал ради меня самые зажаристые, а стало быть, самые вкусные, блины. Нужно ли говорить, что я превратилась в любимый объект его дружеских насмешек? Николай видел все эти ухаживания, несколько раз краснел, становясь похожим на вареного рака, но упорно, по-партизански молчал.

В целом завтрак прошел бесподобно: все шутили, болтали и смеялись, только Хрякин своей угрюмой рожей немного подпортил идиллию, да и Куприны отчего-то не желали спускаться.

Когда все собрались расходиться, в столовую явился художник Диего, имеющий в своей внешности такие нетривиальныеющий в своей внешности такие неловую явился художник Диего, имеющий в своей внешности такие нетривиальные атрибуты, как длинные, чуть ниже плеч, наверняка крашеные иссиня-черные волосы, пирсинг в губе, языке и в носу и самую натуральную юбку поверх спортивных брюк. Он решил порадовать нас своей новой мини- (как я и предполагала вначале) картиной, которую сотворил за одно это утро. Сперва он держал ватман изображением к себе, после, заполучив всеобщее внимание, ради театрального эффекта одним резким движением развернул к нам.

Как только я увидела его работу, в первое мгновение поразилась странному стилю: художник пользовался детским набором фломастеров, а иногда и обычным карандашом, и в итоге она выглядела как незаконченная детская раскраска. И только когда я добралась до содержания, мне стало не по себе. Настолько не по себе, что чуть не схлопотала инфаркт. Левую часть картины занимало озеро и радостно светившее над ним утреннее солнышко, а правую… Правую украшала сосна, на которой бантиком была завязана синяя ленточка. Ленточка от моей ночнушки!

— Работе я дал имя «Дерево с ленточкой у озера», — похвастал Диего.

— Чувствую, завтра вы принесете нам картину под названием «Дерево без ленточки у озера», — подколол художника Вадим Дмитриевич, и все засмеялись. Все, кроме меня.

Через час мы с Николаем надумали пойти на озеро. Я посчитала его предложение знаком и согласилась с чувством облегчения на душе. Просыпаясь утром, я решила, что ночное приключение было всего лишь мрачноватым сном, кошмаром даже. Но картина Диего расставила все по местам. Однако в доме я разговаривать на эту тему не хотела. Коля — мужчина, он придумает, что делать в этой ситуации. Только для начала я хотела проверить, остались ли еще на деревьях мои ленточки. Однако Петровы увязались за нами, спутав мне все карты, и ничего другого не оставалось, как идти вместе с ними.