Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ТТ села за руль и отъехала, чтобы освободить выезд «ларгусу».
— Сука! — Марат плелся за автомобилем и стучал по стеклу. — Я тебя урою!
Токарева выскочила, кинула удивленному Антонову свою визитку и поторопила:
— Что рот раззявил? Уезжай! И позвони, как узнаешь про девочку!
«Ларгус» резко сдал назад, повернул и выехал с парковки. Испуганным ротозеям Токарева показывала служебное удостоверение и успокаивала:
— Все нормально. Работает полиция.
Валеев тем временем исхитрился достать пистолет левой рукой и направил ствол на напарницу. Он был в ярости:
— Свихнулась, дура! А что теперь скажешь? Я могу выстрелить.
ТТ не собиралась прятаться. Она подошла к нему вплотную, ствол уперся в ее грудь. Она смотрела Марату в глаза холодным обреченным взглядом и говорила:
— Не бери грех на душу. Если девочка погибнет из-за меня, я сама застрелюсь.
Марат оторопел. Он понял, что Токарева не шутит. С минуту они стояли молча и заново познавали друг друга. Валеев первым отвел взгляд и спросил:
— С чего ты решила, что Антонов лучше нас справится?
— У него нет тормозов, а у нас есть.
— Ты сумасшедшая!
— Есть немного, — согласилась ТТ.
Марат опустил ствол. Татьяна сняла с него наручники. Валеев с досады захотел стукнуть по машине, но в последний момент плавно опустил ладонь на крышу автомобиля.
Он искоса посмотрел на напарницу:
— И что я должен доложить Петелиной?
— Потеряли объект из виду, но продолжаем поиски. Такой вариант подходит?
— Легко сказать, — покачал головой Марат.
— Не дергайся, Валеев. Давай я тебе расскажу о том, что никому никогда не рассказывала. А то ведь могу не успеть, я дала слово.
5 июня. 08:00. 1 час 30 минут до казни
Он еще помнил, что где-то есть солнце, бывают рассветы и закаты, но уже не представлял, как это происходит. Раз — и наступил день, два — и мир погрузился в темноту. Кажется, так или как-то по-другому? Его мир запертого бункера жил по своему закону: красный, желтый, зеленый. И снова: красный, желтый, зеленый.
Панин закрыл глаза, опустил лицо, и все равно — красный, желтый, зеленый. Трехцветная колесница прокатывалась по его мозгу скрипучими кованными колесами. Раскаленная красная часть обода сменялась обжигающей желтой после которой он с надеждой ждал прохлады зеленой. Каждый цикл приближал его к роковой черте. Когда-нибудь круговерть остановится и наступит финал. Зеленый, желтый или красный? Он со страхом ждал окончания, боясь, что это случится уже в следующую секунду.
Избавиться от проникшего в мозг страха было невозможно. Если только на время заглушить его сильными воспоминаниями.
Почему он здесь? За что? Он же все отлично придумал!
Он заранее приметил маленькую красивую девочку. Она училась в музыкальной школе и заходила в его кафе. Ему нравилось наблюдать, как она сбегает по ступенькам, вертит головой, жмурится на солнце, беззаботно смеется, наклоняется перед прилавком с пирожными, задумчиво оттягивает пальчиком нижнюю губку и округляет глаза от восторга, когда он жестом фокусника преподносил ей выпеченного из теста зайчика, как у нее на рюкзаке.
У него было время предстать перед малышкой добрым пекарем, расположить ее к себе и хорошо подготовиться. Нежный желанный Ландыш он собирался заполучить в свое распоряжение надолго.
Когда настал подходящий момент он начал действовать.
Уболтал девочку сесть в машину так, чтобы их никто не увидел. Угостил ее газировкой, от которой глупышка уснула, и отвез вожделенную добычу туда, куда еще месяц никто не сунется. Он знал, что попадет под подозрение, поэтому подготовил себе алиби и направил следствие по ложному пути.
День похищения прошел идеально. Он спрятал малышку, раздел девочку, касался ее бархатной кожи, получил желанное наслаждение, и всю ночь мечтал о будущих встречах.
На следующее утро он планировал испечь самое необходимое для кафе, а в середине дня отлучиться. Он приучил буфетчицу Алину к своим регулярным прогулкам на свежем воздухе после душной пекарни.
Теперь он будет ходить к девочке каждый день. К своей очаровательной малышке, нежному Ландышу. Она привыкнет, перестанет его бояться и раскроется навстречу его объятиям. Он будет давать ей сладости, а она ему наслаждение. Так будет продолжаться долго, пока она не вырастет.
В любом случае он не повторит прежнюю ошибку, девчонка никогда никому не расскажет о нем. Не сможет. Он этого не допустит. Для всех она уже исчезла, когда-нибудь исчезнет и для него.
С такими мыслями ранним утром второго июня Борис Панин вышел из дома и сел в свою «шкоду». В пекарню он поехал не напрямую, а завернул во двор, где до вчерашнего дня жила его девочка. Проехал вдоль припаркованных машин и выбрал старенький «рено», багажник которого легче вскрыть. Он подкинул в «рено» детский рюкзак с нотами и ушел под звук сигнализации.
До пекарни Панин добрался без приключений, представляя, как аукнется кому-то рюкзачок с зайчиком, пристегнутым к молнии. Как же здорово он все продумал! Даже телефон специально на работе оставил.
В радужном настроении Панин закрыл «шкоду» и направился к служебному входу в пекарню, как вдруг услышал:
— Брюс! Я рада тебя видеть.
Он обернулся и обомлел. Брюсом, по имени актера Брюса Уиллиса, его называла в младших классах единственная одноклассница — девочка его мечты.
Около белого кроссовера «хендэ-туссан» стояла девушка. Она раскованно оперлась на раскрытую дверцу автомобиля и загадочно улыбалась. Девчонка была одета в школьную форму с подолом выше колен, поверх белый передничек, на ножках белые гольфы. На ее голове мило топорщились два светлых хвостика с белыми бантами. Идеал! Все, как у лучшей девочки в мире из его детства. Она очень напоминала прежнюю Надю Ершову. Глаза, манера держаться и даже голос.
Так это же… Точно! Это она.
— Это я, — подтвердила девушка. — Я ждала тебя, Брюс.
Она ласково улыбнулась, села за руль «хендэ» и хлопнула ладошкой по соседнему сиденью, приглашая его. Он как завороженный сел рядом и уткнулся взглядом в ее колени. Она медленно подтянула вверх край и без того коротенького платьица, чуть расставила и снова сжала ножки. Он сглотнул слюну, потянулся к ней рукой, просунул пальцы между стиснутых ножек. Настоящая чистая девочка. Он двинул руку выше, как вдруг…
Что-то кольнуло его в шею, и тело сковал глухой туман.
Теперь он понимает, что это было. Усыпила, тварь!
А потом он очнулся здесь в мерзкой темнице, и сварщик глухим голосом из-под железной каски объяснил ему его участь.