– А вот я, Эраст Петрович, согласно вашей науке, по пунктампройдусь. Вы сообщили мне, что корнет Лимбах не имел оснований длясамоубийства, ибо одержал любовную победу. По вашим сведениям, его одариласвоей э-э-э благосклонностью знаменитая артистка госпожа Альтаирская, так?

– Так, – ледяным тоном подтвердил Фандорин. – Корнету не счего было н-накладывать на себя руки, к тому же столь жестоким образом.

– Изволите ошибаться, – еще виноватей молвил СергейНикифорович, конфузясь, что вынужден поправлять бывшего наставника. Когда-тодавно, тому двадцать лет, молоденьким полицейским чиновником он начинал службупод шефством статского советника Фандорина. – Пока вы сопровождали тело впрозекторскую, чтобы установить точное время смерти, я тут провел кое-какиеизыскания. Артистка с гусаром в интимной связи не состояли. Слухи не имеют подсобой основания. Вы знаете мою дотошность, я это установил точно. Никак нет.Более того, я поговорил по телефону с приятелем Лимбаха по эскадрону, исвидетель утверждает, что корнет в последнее время ходил сам не свой отлюбовных терзаний, неоднократно восклицал, что убьет себя. Это, как выговорите, раз.

У Эраста Петровича дрогнул голос.

– Не с-состояли? А что будет «два»?

Субботин достал блокнот.

– Свидетели Простаков и Девяткин показали, что в ночь, когдаЛимбах проник в номер госпожи Альтаирской, они слышали из-за двери, как онгрозился на японский манер распороть себе брюхо, ежели она его отвергнет. Вотвам два. – Он перелистнул страничку. – Лимбах каким-то пока не установленнымобразом раздобыл пропуск и пробрался в уборную дамы своего сердца. Предполагаю,он хотел наказать мучительницу, когда она с триумфом, вся в цветах, вернетсяпосле спектакля. Уже не надеясь добиться взаимности, Лимбах возжелал умертвитьсебя ужасным японским образом. Как самурай, делающий ради гейши хирикири.

– Харакири.

– А я как сказал? Он разрезает себя ножом, терпит страшныемуки, истекает кровью, хочет написать на двери ее имя – «Лиза», но силыоставляют его.

Увлекшись, следователь стал показывать, как всё это было:вот корнет держится за живот, корчится, макает палец в рану, начинает писать надвери и падает. Ну, падать Сергей Никифорович, правда, не стал – пол в уборнойтолько что вымыли, он еще не высох.

– Кстати, недописанное имя – это три. – Субботин показал надверь, которую, по его указанию, оставили нетронутой. – Что сказал вам эксперт?Когда наступила смерть?

– Примерно в п-половине одиннадцатого, плюс минус четвертьчаса. То есть во время третьего акта. Агония длилась пять, максимум десятьминут.

– Ну вот, видите. Он ждал, пока спектакль подойдет к концу.Иначе был риск, что в уборную случайно заглянет не госпожа Луантэн, а кто-тодругой, и тогда пропал бы весь эффект.

Фандорин вздохнул.

– Что с вами, Субботин? Вашей дедукции и реконструкции грошцена. Забыли вы, что ли, про запертую дверь? Кто-то ведь закрыл ее на ключ?

– Сам Лимбах и закрыл. Очевидно, боялся, что, не совладав сболью, в полубеспамятстве, выбежит наружу. Ключ – вернее, его дубликат – яобнаружил в кармане рейтуз самоубийцы. Вот он – и это четыре.

На ладони у следователя блеснул ключ. Фандорин достал лупу.В самом деле, это был дубликат, причем изготовленный недавно – на бородке ещевиднелись следы напильника. Никакого торжества или, упаси Бог, злорадства вголосе следователя не было – лишь спокойная гордость за честно выполненнуюработу.

– Я проверил, Эраст Петрович. Ключи от актерских уборныхвисят на щите, без присмотра. Все равно комнаты обычно не запирают, поэтомуключами почти никогда не пользуются. Лимбах мог потихоньку сделать слепок вовремя какого-нибудь предыдущего визита.

И снова Фандорин вздохнул. Очень недурной сыщик Субботин,обстоятельный. Звезд с неба не хватает, но для полицейского чиновника оно инеобязательно. Мог бы далеко пойти. К сожалению, после того как Эраст Петровичбыл вынужден уйти в отставку, судьба у молодого человека не задалась. Впослефандоринские времена полицейскому для успешной карьеры стали потребнысовсем иные качества: красиво отчитаться да угодить начальству. Ни тому, нидругому Сергей Никифорович у статского советника не научился. Фандорин ему всебольше про сбор улик и про опрос свидетелей втолковывал. И вот результатнеправильного воспитания: человеку перевалило за сорок, а всё титулярныйсоветник, и дела поручают самые невыигрышные, бесперспективные, на которых неотличишься. Если б не прямое ходатайство Эраста Петровича, нипочем бы Субботинне получил в ведение этакую конфету, как кровавая драма в модном театре. Ведьвсе газеты напишут, вмиг знаменитостью станет. Если, конечно, неопростоволосится.

– А теперь п-послушайте меня. Ваша версия о «самоубийствепо-японски» несостоятельна. Уверяю вас, что никто кроме самурая прежних времен,с детства готовившегося к подобной смерти, не способен сделать себе харакири.Разве что буйнопомешанный в приступе острого безумия. Но Лимбах сумасшедшим небыл. Это раз. Второе: вы обратили внимание на угол разреза? Нет? А я для того ипоехал с трупом в п-прозекторскую, чтобы как следует изучить рану. Удар нанесенчеловеком, который стоял к Лимбаху анфас. В момент нападения корнет сидел, тоесть агрессии никак не ждал. У перевернутого стула, как вы помните, натеклаизрядная лужа. Именно там и был нанесен удар. Это три. Теперь обратите вниманиена нож. Что он собою представляет?

Сергей Никифорович взял оружие, повертел.

– Обычная «рассекуха».

– Вот именно. Любимое оружие московских б-бандитов, суспехом вытесняет из их арсенала «финку». Такой нож позволяет наносить режущийудар без размаха, исподтишка. Раскрывают его за спиной, потихоньку вынимая изрукава, чтобы не видела жертва. Бьют, держа в закрытом кулаке рукояткой кбольшому пальцу. Дайте-ка сюда. Покажу, как это делается.

Он сделал быстрое движение рукой из-за спины – Субботин отнеожиданности согнулся пополам.