Дон Мануэл I кивал головой каждому его слову, он понимал, куда такие идеи ведут Васко да Гама. Все знатные люди, приглашенные на этот разговор, соглашались, говорили все в том же духе королю. И именно эту идею, как напомнил Гама, защищал уже давно Гаспар да Гама. Монарх поглаживал бороду, крутил на пальце кольцо с рубином. Король нервничал. Он чувствовал, что от него требуют принять решение, которое определит судьбу королевства. Речь идет о будущем страны. После всего услышанного получалось, что дипломатия должна уступить языку силы. Может быть. Может быть…

Но для Васко да Гама не существовало этого понятия «может быть». Он думал практично, как должен думать военный на поле битвы. Он четко знал, чего хотел. Васко хотел изменить стратегию, полностью изменить профиль капитана армады. Поэтому в его амбиции входило отстранение Педру Алвареша Кабрала, дипломата. Он предлагал себя, военного, в качестве альтернативы. Васко да Гама человек военный, настоящий жесткий воин без страха, способный на все, чтобы смести неверных. Он знал, что мавры не какие-то апатичные люди, совсем не мягкого нрава, и что нельзя терять время на всякие «саламы» с ними. Им надо рубить головы сразу, при первой возможности. Все это понимал и король дон Мануэл I.

Этим вечером суверен был расположен слушать Васко да Гама, думать над его словами.

– Я не знаю, есть ли у нас возможности для всего этого. Но вы садитесь, садитесь, Васко, и объясните мне еще лучше ваши идеи, – сказал эль-рей.

Король снял свой бархатный берет. Потом расслабился и вытянул ноги. Гама сразу понял его приглашение. Он сел, разделил фрукт, порезал хлеб и сыры. Себе налил только вино с медом и взял печенье с гвоздикой. Чуть встряхнул руку, провел по бороде и рассказал подробно все свои мысли. Король съел пшеничные лепешки с медом и выпил заваренные листья липы, чтобы согреть горло. Он не хотел пить вино – к нему приходило много людей, и разум и чувства не должны его подводить. Королевский двор уже превратился в игру змей, нужно было уметь различать, кто есть кто. Намерения Васко да Гама ему были известны, но его упорство и обиды, упреки нельзя было сбрасывать со счетов. Итак, поскольку он был другом эль-рея, и как было всегда и всегда должно было быть, Гама говорил сердцу, и выбрал сладкие мягкие слова, чтобы втоптать Педру Алвареша Кабрала в грязь.

– Знаю, сеньор, есть много разговоров, и все за Гиганта, я знаю это. Про него хорошо говорят. Однако мой долг…

И во имя долга, во имя дружбы Гама заговорил. Он говорил и говорил, рассказал, как тот отклонился от курса ради своих личных амбиций, чтобы приплюсовать к своим заслугам открытие земель в новом мире, которые, впрочем, оказались неподходящими для королевства. Рассказал о множестве кораблей, потерянных в море, поведал про роковой арест корабля со слонами на службе раджи. Как Кабрал стал корсаром на службе другого короля, ведь это выглядело так. Рассказал, как был захвачен проклятый корабль, на котором было очень мало специй, что привело к восстанию Индий против христиан. Рассказал, что Кабрал не контролировал своих людей и был в плохих отношениях с индусами. Он рассказал, как был необходим человек без нетерпения, чтобы поднять кнут на всех этих диких зверей и положить эти земли к ногам их короля дона Мануэла I. И тогда их дон Мануэл I стал бы королем Португалии и Алгарве, Всех Сторон Моря, Сеньором Гвинеи и Конкисты, Навигации и Коммерции Эфиопии, Аравии, Персии и Индии.

У капитана пересохло в горле. Гама поблагодарил за еще одну чашу горячего вина с медом и корицей, оно смягчило ему горло. А когда он посмотрел в лицо королю, увидел, что суверен нахмурился. Гама решил, что яд его слов завладел целиком телом короля. После это дня, после этого разговора, от Кабрала останется только пыль, и ничего больше. Только пыль!

44. Прозванный королевским

Педру Алвареш Кабрал ходил по горам Белмонте и искал забытые ласки у своей любимой донны Изабел де Каштру в Сантарене.

Потом он вернулся в столицу, он сгорал от нетерпения подготовить новую огромную армаду в Индии. Нужно было многое сделать, все предусмотреть. Он теперь знал, какие опасности его поджидают и какие изменения необходимы кораблям.

Но получилось так, что в те дни, когда его не было, ветры настроений сменились и дули в обратную сторону. В королевском дворе были тысячи ушей и языков, а яд против Кабрала лился со всех сторон. Васко да Гама, которому угрызения совести не стоили черной монеты, не терял времени и занимался заключением союзов и искал себе сторонников. Благородные семьи жили в суматохе и качке, и было легко натравить одних на других, кому-то что-то пообещать, у кого-то что-то отнять.

Статус дона придавал ему силы, а обещание адмиральского звания было козырем в его рукаве. Васко да Гама должен был разбить миф о невиновности Кабрала, пока тот наслаждался успехом вдали от королевского дворца и даже не представлял, что люди здесь могут быть такими же опасными, даже хуже, чем индусы и сарацины. Он полагал, что король его защитит. Но его величество уже страшно устал от своей молодой жены, неопытной в королевской спальне и в первый раз забеременевшей. Король вернулся к разгульным ночам и компаниям, отвлекавшим его от мыслей или путавшим их безбожно.

В одну из таких ночей Кабрала вызвали к королю. Он должен был прибыть в Дом Гвинеи и Мины, где находилась администрация всей торговли и грузов, приходивших из Африки, а теперь из Индий. Здание было рядом с доками на Корабельном берегу. Он знал, что его вызвали не из-за торговых дел, не из-за цен на перец. Ходили слухи, что там много раз прятался от всех глаз суверен, чтобы придаваться утехам с женщинами всех рас и молодыми слугами. И там к нему присоединялись другие фидалгу, самые близкие, для ночей полного разврата. Место, не подходящее для суда. Кабрал удивился, что его позвали в позднее время, но он пришел, он не мог не прийти.

– Вот наш добрый Гигант, – сказал эль-рей, когда капитан-мор вошел. Его сопровождали королевские охранники, они провели Кабрала через черный вход Дома Гвинеи. Монарх сидел полуголый на кресле. Едва прикрытая негритянка примостилась рядом, ее груди ходили ходуном под расстегнутой рубашкой. У ее ног сидел на полу маленький мальчик, совсем голый. А рядом,