Я смутно понимаю, что в последнем содержится предпочтение»[325].

Анзье начинает свой анализ, опираясь на те же свободные ассоциации, что и Фрейд приводит в «Толковании». Он показывает, что отношение Фрейда к своему наставнику постепенно менялось, становилось все более критическим: эта критика выражена в неологизмах der Myop, Auf Geseres и Auf Ungeseres. «Миоп — это особая форма, созданная сновидцем по образцу Зиклопа («Циклопа»).

Здесь есть четкая ссылка на «конгресс» в Бреслау[326]: «Мой друг рассказывал мне свои взгляды на биологическое значение двусторонней симметрии и начал предложение словами: “Если бы у нас был глаз посреди лба, как у циклопа…”. Циклоп существовал только в классической греческой мифологии. Скрытая мысль сновидца, вероятно, такова: использование аналогии с циклопом в предположительно научных аргументах “недальновидно” или одноглазо. Более ранняя часть анализа сновидения Фрейдом предполагает то же самое: “Я вспомнил, как на предыдущую Пасху мы с моим берлинским другом гуляли по улицам Бреслау, города, в котором мы были чужими. Маленькая девочка спросила меня, как пройти на определенную улицу, и я был вынужден признаться, что не знаю; и я заметил своему другу: “Остается надеяться, что, когда она вырастет, эта маленькая девочка будет проявлять большую осмотрительность в выборе людей, которые ею будут руководить”. Фрейд здесь выражает сомнения относительно своей собственной осмотрительности, выбрав Флисса в качестве руководителя с 1893 или 1894 года»[327].

Анзье продолжал и дальше, отмечая, что Фрейд неправильно выбрал дату: их пасхальный «конгресс» был в Нюрнберге, а общались они с другом перед Рождеством, то есть как раз перед сном, когда они встретились в Бреслау. Автор указывает, что этим ошибочным действием Фрейд хотел «замести следы» публикации «Толкования сновидений» — так дорого ему обошлось раскрытие личных подробностей… Не обходится стороной и та маленькая девочка, которая, по мнению Анзье, является частью женской/ пассивной идентификации Фрейда (он — маленькая девочка, которая выбирает не того человека, чтобы руководить собой). Интерес Фрейда, проявленный к теории о бисексуальности, но при этом смешанный с нерешительностью, Аньзе объясняет частью «комплекса» гомосексуальности самого Фрейда, который связывал его с Флиссом. Лишь после того, как Фрейд избавился от этой связи, психоанализ стал независимой дисциплиной и т. д.

Словом, текст этот способен по-настоящему увлечь любого читателя, не только профессионального аналитика. Однако невольно возникает вопрос (вполне в духе самой книги): почему именно Анзье стал автором этой работы? Не было ли в этом отголоска его собственной истории, не был ли «самоанализ» Фрейда частью «самоанализа» Анзье? Оба романтических героя проходят сложную и напряженную борьбу с самими собой, стремятся обрести равновесие, но еще более — добиться успеха, реализации себя.

В 1964 году, когда произошел новый раскол в среде аналитиков и Лакан был вынужден покинуть ФПО, Анзье не последовал за ним (по понятным причинам), а, наоборот, взял на себя ряд обязанностей внутри переформатированной французской ассоциации — Психоаналитической ассоциации Франции (Association psychanalytique de France), в частности, стал ее вице-президентом. Впрочем, на то была и другая причина: несогласие с лакановской техникой, особенно касательно принципа «бессознательного, структурированного как язык». Анзье полагал, что этот принцип заставляет лакановского психоаналитика играть в языковые игры: «для Анзье этот метод рискует превратиться в чистое упражнение на языковую виртуозность»[328]. Причем данное противоречие возникло задолго до 1963–1964 годов: еще в 1953 году, выступая в Риме, Анзье упрекал Лакана в напрасной систематизации, стремлении свести всю деятельность человека к языку. Другое обвинение состояло в том, что вдохновением для Лакана была не столько философия, сколько сюрреализм. Лакан, конечно же, не соглашался[329]. При обсуждении практики Лакана Анзье чистосердечно рассказывал об опыте своего анализа с Лаканом и о том, что его учитель просил его не рассказывать о коротких встречах[330].

Последующие годы были частью постоянной работы, преподавания и исследований. Так, 1972 год отмечен выходом книги Le travail psychanalytique dans les groupes — «Психоаналитическая работа в группах», в которой Анзье указывал, что они могут быть пристанищем для разных людей, даже наиболее эгоцентричных. Это то безопасное пространство, в котором человек сможет обнаружить себя: «Для людей малая группа представляет собой место, в котором одновременно или попеременно появляются надежды и угрозы. Расположенная между близостью (жизнь пары или личное одиночество) и общественной жизнью (управляемой коллективными представлениями и институтами), небольшая группа может обеспечить промежуточное пространство, которое иногда оживляет чувство контакта, а иногда помогает восстановить существенные пробелы между личностью и обществом»[331].

После 1983 года Анзье оставил преподавание, получив звание почетного профессора. Освободившееся время он проводил в написании работ и систематизации своего опыта. Именно опыт позволил ему судить о том, что характер современных пациентов изменился. В этом его мнение совпадает с мнением большинства коллег: «Со времен Фрейда и двух первых поколений его последователей психоаналитики занимались типичными истерическими, навязчивыми, смешанными неврозами и фобиями. В настоящее время большую часть психоаналитической клиентуры составляют те, кто страдает так называемыми пограничными состояниями, и/или нарциссические личности»[332]. Позволим себе комментарий общего характера: истинность или ошибочность этого суждения зависит от того, как именно будет определено понятие «невроза» и его сущности.

Другим образцом клинических наблюдений Анзье может послужить его текст «Парадоксальный трансфер. От парадоксальной коммуникации к негативной терапевтической реакции» (перенос, если переводить более «литературно»)[333]. В этом тексте автор описывает клинический феномен, знакомый многим клиницистам не понаслышке: когда в коммуникации и переносе между аналитиком и анализантом возникает двойственность желаний: с одной стороны, например, присутствует симпатия к аналитику, но параллельно с этим развивается и другая тенденция, противоположная симпатии. Анзье так описывает это через метафору двух дорожных знаков: знака «стоп» и знака «остановка запрещена». То есть человек попадает в пространство сразу двух противоположных требований — и решением их будет компромиссное образование в виде симптома.

В парадоксальных же ситуациях, которым статья и посвящена, речь идет о том, что «две антагонистические интенции действуют последовательно, а не одновременно; они не принадлежат одной и той же системе в том смысле, что не располагаются на одном уровне абстракции». То есть с точки зрения мышления и логики «ни одна, ни другая [тенденции. — Д. Л.] не могут быть истинной или ложной, следовательно — никакое из двух антагонистических требований не может быть удовлетворено… Истина не является больше противоположностью ложности». Анзье приводит пример такого парадокса, возможно, самого известного в истории: «“Все критяне лжецы”, — сказал критянин». Более всего интересна, на наш взгляд, часть выводов, касающихся современности, которые делает Анзье: «В наши дни, как