— А четырехрукие? С кем их можно сравнить? С гоблинами? С троллями? С вампирами?

— Прямые параллели между нашими сказками и реальными нелюдями неуместны. Предания, мифы, сказки просто отражали наш страх перед врагом. Там много неправильного.

— Но, как выяснилось, там есть и рациональное зерно, — подхватил диктор. — Кто бы мог представить, что в центре Москвы будет разгуливать подобный монстр?

На экране снова, в какой уже раз, появилось изображение четырехрукого мужчины в аккуратно подогнанном комбинезоне…

Фет выключил телевизор и холодно взглянул на Мубу:

— Великолепный кадр. Ты просто звезда эфира.

Муба уныло пожал плечами и посмотрел на своего напарника Леку, который прикрывал его во время акции на Цветном бульваре. Не прикрыл. Теперь приходилось неумело — Муба давно не влипал в истории — оправдываться перед начальством.

Хваны были единственной семьей, основная часть которой проживала вне Тайного Города. Женщины, дети, старики, часть мужчин по-прежнему, как и много веков назад, обитали в Алтайских горах, не горя желанием менять устоявшуюся жизнь на сомнительное удовольствие полировать московский асфальт. Основных источников дохода у семьи было два: выращивание золотого корня и профессиональные убийства. Фет, который возглавлял московскую общину хванов, отвечал перед Орденом за своих агрессивных соплеменников, и в его власти было выгнать набедокуривших убийц на Алтай, заставив охранять поля золотого корня от сосущих ночных бабочек. Ни Мубу, ни Леку подобная перспектива не радовала.

— Я просто в шоке, — признался Фет, поняв, что соплеменники будут молчать до последнего. — Ну, с Лекой все понятно.

— А что со мной понятно? — возмутился молодой хван.

— Молчать! — Лека съежился. — Но ты, Муба, как мог ты допустить такую промашку?

— Из-за жадности погорел, — нехотя признался опытный убийца. — Я поставил на челов, Кортеса и Бесяева, и здорово проигрался. Думал быстренько вернуть деньги.

— А о чем ты еще думал?

— Больше ни о чем.

— А что думаешь сейчас?

— Сейчас? — Муба сложил нижние руки на животе, а верхней правой почесал в затылке. — Нас подставили, Фет, подставили. Целью было не убить уголовника, а выставить на всеобщее обозрение мои четыре лапы.

— Правильно, — согласился глава общины.

— Но мы же не могли этого знать! — подал голос Лека.

— Все знать невозможно, надо предвидеть, — Фет прошелся по комнате. — Мне уже звонили из Ордена — с вами хотят поговорить рыцари. Кажется, они считают, что ваши действия нанесли существенный ущерб Тайному Городу. Им это не понравилось.

— Клянусь зубами Спящего, мне это тоже не нравится. — Перспектива отвечать за действия, нанесшие вред всему городу, не вдохновляла Мубу даже больше, чем ссылка на Алтай. Уж лучше ловить сосущих бабочек. — Фет, что делать?

— Что делать, что делать? — передразнил бедолагу глава общины и задумчиво почесал подбородок левой нижней рукой. — Я сказал рыцарям, что ты в испуге покинул город и твое местонахождение неизвестно.

— Спасибо, — выдохнул Муба.

— Пока не за что, — ответил Фет и жестко продолжил: — У вас двоих есть день, максимум два, чтобы найти того, кто вас подставил, и предъявить его Великим Домам. В этом случае отделаетесь месячной командировкой на плантации золотого корня. А если…

— Фет, мы его найдем!

Глава московской общины недовольно покосился на обрадованных недотеп и тем не менее закончил мысль:

— Это позорное пятно можно смыть только кровью. Мне бы не хотелось, чтобы она оказалась вашей.

— Она не окажется нашей.

Фет снова поскреб подбородок:

— Нашли вы время, чтобы вляпаться.

— Я слышал, Франц де Гир арестован, — осторожно поинтересовался Муба.

— Не арестован, а отстранен от должности до результатов расследования.

— А в чем его обвиняют?

— Рыцари скрывают это.

— Орден требует выдачи Сантьяги, — припомнил забытый всеми Лека.

— Судя по всему, назревают какие-то события, — вздохнул Фет. — Из Ордена уже интересовались, сколько маршалов-хамелеонов я смогу выставить в случае неприятностей.

* * *

Московское полицейское управление.

Москва, улица Петровка,

30 сентября, суббота, 09:52

— Корнилов, это уже ни в какие ворота не лезет, дорогой, я ведь тебе поверил! Ты слышал о Валико? — голос Автандила Гори дрожал от праведного гнева. — У Чемберлена совсем крыша поехала, и я тебя предупреждаю…

— Ты жену свою предупреждать будешь! — резко оборвал уголовника Андрей.

Гори осекся.

— Значит, слушай: то, что я тебе говорил в «Качелях», остается в силе — мне нужно два дня, чтобы разобраться с этой кашей.

— Чемберлена спасаешь? — угрюмо спросил Автандил. — Он у меня за эти два дня всех бойцов постреляет!

— Я вас обоих спасаю, — отрезал Андрей. — И Чемберлена, и тебя, ты же сообразительный мужик, Автандил, неужели ты не понимаешь, что вас стравливают?

— И для чего же тебе нас оберегать?

— А у меня на вас свои планы, — усмехнулся майор. — Вам Сибирь осваивать предстоит, а не кровавые разборки в Москве устраивать.

Гори проворчал нечто неразборчивое.

— Если в течение двух дней твои абреки хотя бы воздух в общественном месте испортят, я лично на тебя, Автандил, спущу Клима. Такой расклад ты понимаешь?

Такой расклад Автандил понимал. Клим Важенин командовал спецназом московского полицейского управления, закаленным в кровавых гангстерских войнах начала девяностых. Именно тогда решительные меры властей заставили уголовников прекратить бесчисленные разборки на улицах города и стараться решать свои проблемы либо мирно, либо за пределами Москвы. Методы, использовавшиеся тогда полицией, были несколько жестковаты (достаточно сказать, что спецназовцы редко брали с собой наручники), но зато хорошо понятны уркам. Сбив основную волну преступности, власти вернулись к традиционным средствам борьбы с бандитами: Корнилов искал доказательства, проводил расследования, передавал материалы в суд, но спецназ, разумеется, никто расформировывать не собирался.

— Ты мне не угрожай, Корнилов, — буркнул Гори, — нашел, понимаешь, мальчика.

— Я тебе не угрожаю, Автандил, я пытаюсь напомнить тебе, что у нас есть договоренность, и мне нужно, чтобы она выполнялась. — Корнилов закурил сигарету. — У меня имеется задача, Автандил, налогоплательщик должен по вечерам сидеть в баре или дома у телевизора, пить пиво или кофе и не вздрагивать от выстрелов на улице. Поэтому, если захочешь воевать, я из тебя душу выну.