Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лилиан покачала головой.
– В двести шестьдесят четвертую, – сказал он. – Вниз по лестнице, до вестибюля, куда вы вошли, но с другой его стороны, через другую дверь по другой лестнице, этот же этаж на той стороне.
Прикрыв веки, он скорчил гримасу коллегам – что, съели? – и тут же быстро развернулся, махнул клерку, который выкликал номера, и вызвал следующего.
Лилиан и Кадиш спустились, пересекли вестибюль, снова поднялись, открыли дверь с лестницы и оказались в узком коридоре. Прямо у них на пути стоял стол, повернутый к ним ящиками. Сиди кто-нибудь за ним, им бы не войти. Вот почему какой-то господин устроился у правого торца стола. Его ноги, не видимые с лестницы, покоились на углу столешницы, глаза прикрывала коричневая фетровая шляпа – явно для того, чтобы его сон не нарушали. Под шляпную ленту веером были заткнуты три коротких темно-синих перышка.
Кадиш и Лилиан встали у левого торца. Они уже собрались было заговорить, но тут мужчина переставил стул и сдвинул шляпу на затылок. С первого взгляда Лилиан даже приняла его за женщину, такие тонкие были у него черты. Наверное, поэтому он и завел хилые усики, чтобы люди не путались.
– Нас послали в комнату двести шестьдесят четыре, – сообщил Кадиш.
На столе ничего не было, кроме степлера. Прежде чем ответить, молодой человек нервно постучал по нему, будто выстукивал ответ кодом. Потом показал куда-то за их спины.
– Вниз и вокруг, – снова надвинул шляпу на глаза и откинулся на стуле.
Так вот зачем ему шляпа, подумала Лилиан. Раз в шляпе, значит, мужчина.
Двести шестьдесят четвертый кабинет оказался заперт. Они постучали туда, потом – в соседнюю дверь. Подождали пару минут, постучали снова и медленно пошли назад к коридору, где восседал мужчина в шляпе с птичьими перьями.
Им как-то удалось проникнуть в вестибюль с другой стороны и подойти к мужчине сзади. Чтобы просочиться, им пришлось задвинуть ящик стола. При их появлении молодой человек не вздрогнул и вообще никак на них не отреагировал. В одной руке он держал внушительный кусок сыра проволоне, в другой – ножницы. Он разрезал сыр напополам, потом потянулся за линейкой и куском хлеба.
– Там заперто, – сказала Лилиан. – В комнате двести шестьдесят четыре никого нет. Мы стучали, никто не открыл.
– Естественно, – сказал мужчина. – Это мой кабинет, а я сижу здесь.
– Вы, что же, нас… – начала Лилиан.
– Я вас что? – спросил мужчина, невозмутимо намазывая хлеб маслом.
– Послали искать ваш кабинет, а сами сидели здесь?
– Я работаю не покладая рук! – завопил мужчина. – Имею благодарности за стойкость и отвагу!
Он положил один кусок хлеба на другой и получился сэндвич. Кадиш даже подумал: уж не скрепит ли он две половинки степлером?
– У вас обеденный перерыв? – спросила Лилиан.
– Перекус, – уточнил мужчина. – Кто же обедает в коридоре? Надеюсь, я могу рассчитывать на большее.
Лилиан едва сдержалась, чтобы не накричать на него. Ей хотелось разодрать его в клочья. Кадиш вытащил носовой платок, обтер лицо.
– То есть вы вернетесь в комнату двести шестьдесят четыре? – спросил он.
– Когда перекушу.
– Нам ждать вас там?
– Нет, – сказал мужчина. – Не ждите. – Он откусил сэндвич и, не прожевав, обратился к Лилиан: – Не стоит показывать ненависть. Когда она у вас на лице написана, это не вдохновляет.
– Вы меня неверно поняли, – сказала Лилиан.
– Возможно, – он не стал спорить. – Так или иначе, перейдем к делу. – Он указал на них сэндвичем. – Речь идет об обязательной воинской повинности?
– Нет, – сказал Кадиш.
– Пересчет налогов? Налогами я не занимаюсь, ни старыми жалобами, ни новыми. Отсрочкой от военной службы – тоже.
Лилиан предоставила отвечать Кадишу. А сама смотрела на столешницу и думала: почему при любых коллизиях, пусть даже самых несущественных, людей разделяет стол – словно, не будь стола, в конце каждой встречи того, кто слабее, задушили бы. А что, вполне возможно. Она была готова задушить этого типа.
– Ни то ни другое, – сказал Кадиш чиновнику. – С чего вы взяли?
Мужчина был явно озадачен.
– С того, что я этими вопросами не занимаюсь, – ответил он. – Но именно с этими вопросами всегда посылают ко мне.
– У нас пропал сын, – объяснила Лилиан.
– Этим мы занимаемся, – сказал мужчина. – Это к нам.
– И вы хотите заняться нашим вопросом прямо в коридоре, когда перед вами нет ничего, кроме сэндвича?
– На полный желудок работается лучше, чем на пустой.
– В таком случае, – сказал Кадиш как можно вежливее, – мы просим вас о помощи.
– Сын, – повторил мужчина. – Сколько ему?
– Девятнадцать, – ответил Кадиш. – Его зовут Пато. – Потом, вспомнив, где они находятся, добавил: – Пато Познань.
– Он отсутствует более семидесяти двух часов?
– Да, – сказал Кадиш.
– Если гражданина задержали по делу, связанному с национальной безопасностью, на него открывают досье, копия поступает мне и сорок восемь часов находится у меня, чтобы мы провели юридические действия через Министерство по особым делам, отдельно от Министерства юстиции и судов (копию досье мы получаем как раз от них). Затем, принимая во внимание, что на доставку может уйти двадцать четыре часа, то есть после трех рабочих дней, досье закрывается и уходит в архив. Я не должен вам об этом говорить, но говорю. Вам повезло, что вы общаетесь со мной во время перерыва. Я раскован, сейчас я человек как человек. Архивы внизу, под этим самым зданием, а оно основательно уходит вглубь. – Он умолк, откусил сэндвич. – Как в Национальной библиотеке. Как в любом здании, где хранилище внизу. Досье можно извлечь так же, как из библиотечного хранилища.
– Как? – спросил Кадиш. – Я никогда в хранилище не был.
– Никогда не были в библиотеке? – Кадиш кивнул. – Заполняешь требование. Опускаешь его в трубу, по трубе оно уходит вниз, там им занимаются бледные как смерть клерки, сосланные в архив. – Он засмеялся. – Вы рыдаете из-за того, что прогулялись до запертого кабинета, так вот – здесь еще земля обетованная. Мы – бюрократы добра и света, внизу – бюрократы преисподней. Сколько нужно времени, чтобы найти досье там – никто не знает. Ну а если все-таки его найдут, там есть маленький лифт, как для людей, только совсем крохотный, для досье. И бумаги везут наверх, как каких-нибудь ВИПов. С людьми мы в Министерстве, может, и обходимся кое-как, но с досье – никогда. Их мы не возим с отбросами общества. Им не приходится мотаться по лестницам. У них есть собственный лифт, где они в целости и сохранности.
– И когда же… – начала Лилиан.
– Если требование отправить до одиннадцати утра, досье обычно поднимают к одиннадцати на следующий день. Но если требование уйдет после обеда, оно вообще может потеряться.