– То есть завтра нам надо… – сказала Лилиан.

– Завтра вам ничего делать не надо. Это уже моя работа. Я же вам объясняю. Вы оставляете мне habeas corpus…

– У нас его нет, – прервала его Лилиан.

– Нет? Вас послали сюда без habeas corpus? Сюда без него никто приходить не должен, даже тех, кто при habeas corpus, второй раз сюда не пускают.

– Будь у нас habeas corpus, – вставил Кадиш, – зачем нам к вам приходить?

Лилиан взглянула на мужа. Он говорил дело. И впрямь, зачем?

– Видимо, получилось вот как: оба досье – оригинал и копия – существуют, полиция свой отчет написала, habeas corpus получен, но задержанного отправили не туда. Это уже не ко мне, хотя, бывает, посылают людей и сюда.

– И что нам делать? – спросила Лилиан.

– Что вам делать? Вы получаете нужные документы – или не получаете нужные документы нужным образом – и заводите досье. Каких результатов можно ждать, если вы пришли с пустыми руками? Пришли ни с чем, да еще в обед. – Тут он поправился: – В перекус. – Он открыл нижний ящик стола и извлек оттуда бутылку кока-колы. – Так или иначе, путаница произошла не из-за меня, из-за другого сотрудника. В следующий раз уточните – туда ли вас посылают?

– Гореть вам всем до одного в аду, – сказала Лилиан. Сказала не агрессивно, а как бы констатируя факт, и чиновник, похоже, так ее слова и воспринял.

– Страна воюет, – сказал он. – И мы делаем все, чтобы победить. Все, что для этого нужно. – Он приложил бутылку крышечкой к краю стола, стукнул по ней кулаком. Крышечка отлетела, из бутылки донеслось шипение. – Когда в стране наведут порядок, победители сами выберут себе судьбу. Не думаю, что кто-то из нас в награду выберет ад. Найдем что-нибудь получше. Посимпатичнее.

– Что бы вы там ни затеяли, при власти вы не останетесь. В нашей стране всему быстро приходит конец, – сказала Лилиан. – Кончится и это. И вам придется держать ответ.

Он откусил еще кусок сэндвича, сделал еще глоток и, обдумывая слова Лилиан, сдвинул шляпу на затылок.

– Насчет того, что в нашей стране всему быстро приходит конец, вы правы. Но вам наверняка известно, что в Аргентине расплачиваться не приходится. Здесь никто ни за что не платит.

Кадиш пулей выскочил из булочной, гирлянда колокольчиков зазвенела ему вслед. Зацепился за бордюр тротуара на другой стороне улицы, стараясь сохранить равновесие, чуть не оторвал подметку, вскинул кулак – и пакет в нарядной упаковке выскользнул у него из рук. В полете пакет перевернулся, от удара о тротуар печенье рассыпалось.

Кадиш помчался к дому, взлетел по лестнице, ворвался в квартиру.

– Пато! – выпалил он. Пусть не Пато, так хотя бы новости о нем. Но Лилиан и этому была рада. Она натянула брюки, схватила блузку. Кадиш тем временем рассказывал, что узнал.

Он пошел в булочную. Минуя его на выходе, покупательница в вельветовом пиджаке, окутав его облаком духов, досказала какую-то шутку булочнице – та, стоя на лестнице, расставляла товары пирамидой на полке.

– Flaco[39], – обратилась хозяйка к Кадишу. – Где ты пропадал? – И не проронила больше ни слова, пока он не достал кошелек, ни слова, пока не вернулась за прилавок и не закрыла кассовый аппарат. И только передавая ему покупку, сказала: – Сегодня деньги у тебя не возьму. Сегодня все бесплатно.

Кадиш взял пакет и, уже уходя, оглянулся: вдруг булочница передумает? И тут она сказала:

– Приведи жену.

Кадиш ответил, что Лилиан не придет – нет, нет. Булочница снова забралась на лестницу. Кадиш сунул пакет под мышку.

– Скажи ей, – велела булочница, укладывая товар, – что я была у себя в конторе, когда забирали вашего сына.

– А ведь могла и ничего не сказать твоему мужу, – объясняла булочница Лилиан. – Увидела его и думаю: говорить или нет? Теперь ведь и не за такое убивают. Твой сын – не единственный из покупателей, кто пропал. Бог ты мой, ведь могла и не сказать, – винилась она. И обратилась к Кадишу: – Дала бы тебе уйти, и все шито-крыто.

– Ничего страшного, – успокоил ее Кадиш.

– Как так «ничего страшного»? – возразила булочница. – Не сказать нельзя и сказать нельзя. Так что я покойница. Вляпалась – теперь можно на тот свет собираться.

Она стянула фартук и высморкалась в него.

Кадиш вытряхнул из пачки сигарету, предложил ей. Булочница взяла две.

– У меня тоже дети, – сказала она. – Как не скажешь, я сама мать. А я ведь сирот оставлю. И зачем только я язык развязала? Это я так думаю, когда я чуть поспокойнее. – Она снова высморкалась, потом наклонилась к протянутой Кадишем зажигалке. – По ночам, когда тоска накатит, так и вижу себя мертвой, а сама думаю: а кто печенье из печки вытащит, когда оно подрумянится?

Она фыркнула и закурила.

Вошел покупатель, булочница махнула на него скомканным передником.

– Закрыто, – объявила она. – Приходите через час.

Покупатель оглядел троицу и вышел.

Булочница перевернула табличку ОТКРЫТО в витрине, заперла дверь, и все трое зашли за самый высокий прилавок, там Лилиан присела на скамеечку для ног, прислонилась головой к боку Кадиша. Он положил руку ей на голову, а сам так и стоял, лишь изредка закуривал и зажигал сигарету для булочницы.

В тот вечер, когда похитили Пато, булочница была наверху, у себя в конторе, приводила в порядок счета. Обычно она так долго не засиживалась.

– Булочники встают рано, – пояснила она. – Гляжу, в машине парочка милуется. Понятное дело, дома у обоих родители, на telo [40]денег нет, так что заднее сиденье – самое подходящее место. Они там возятся, а я улыбаюсь. Мне сверху машина эта вся как на ладони. Только я собралась к своим счетам вернуться, нечего, думаю, подглядывать, и тут парень от девицы оторвался, поднял руку – и бац ей по лицу – раз, другой, третий! Так, по-деловому, не то чтобы от злости. – Она остановилась, чтобы показать, как это было. – А я вижу, что это не парень, а мужчина, лет на десять старше, чем мне сперва показалось. Уселся поудобнее и давай ее лупцевать, этак размеренно, без спешки, и при этом что-то девице втолковывает.

– Девице? – переспросила Лилиан упавшим голосом.

– Это я так говорю, девице, – пояснила булочница. – Пока он ее молотил, я думала, что это девушка, ведь они вроде как до этого миловались. Но оказалось, что это тоже парень, просто косматый.

– Пато? – спросила Лилиан в смятении: она и хотела, и не хотела, чтобы это был ее сын.

– Разглядеть было трудно, но когда у тебя магазин, тут штука особая. Хоть покупателей много, а все равно разные подробности подмечаешь: у кого какие волосы, кто как ходит. Какая у кого форма головы.