– Вы говорите, что сына отдали вам?

– Да.

– Так какой habeas corpus вам еще нужен? Такой, в котором сказано, что сын у вас? Такой можете выдать себе сами. Если хотите, выпишем его под вашу диктовку.

– Потом вы забрали его снова. Так у вас заведено. Сначала человека отпустить – и тут же зацапать снова. Один из ваших трюков.

– Моих трюков? – удивился офицер. – Но поскольку повторно мы вашего сына не арестовывали, да и в первый раз…

– Арестовывали, – прервал его Кадиш. – Вот что хуже всего. Вы не можете отрицать того, что мне доподлинно известно, факт есть факт.

– А я отрицаю.

– Я даже знаю, как у вас все устроено. Знаю про телефонные книжки, знаю, что вы делаете.

– Что же, интересно, мы делаем?

– Вы используете телефонные книжки и списки студенческих групп – все, что помогает установить связь между людьми. Вы забираете ребят ни за что, вот почему вы их ни в чем не обвиняете, вот почему все держите в тайне. Правительство сошло с ума – оно воюет против связей между людьми. Вы выдумали национальную угрозу. Я в это не верил, но теперь верю. Забираете одного, а потом и остальных, безо всяких оснований.

– С помощью телефонных книжек?

– Да, – сказал Кадиш.

– Оставим теорию, – сказал офицер. – Но я вижу серьезный изъян в вашей логике. Вы считаете, что ваш сын здесь, а не боитесь, что ваш визит может ему дорого стоить?

Прежде чем ответить, Кадиш подумал.

– Не боюсь. И даже не хочу думать, почему не боюсь. И беспокоиться о том, почему я не беспокоюсь, не стану.

– Ваша жалоба имеет отношение к реальности только в одной своей части, и даже это вы поставили с ног на голову. – Офицер встал. Расстегнул мундир, снял его, аккуратно повесил на спинку стула. Достал из ящика картотеки, взяв ее обеими руками, толстую затрепанную телефонную книгу абонентов Буэнос-Айреса. Встал перед Кадишем, и полицейские еще сильнее надавили ему на плечи и отвели его руки за спину.

– Телефонная книга полезна не тем, что в ней написано. – И он высоко поднял книгу, все так же держа ее в обеих руках. – А тем, какие сведения она помогает добыть. – И с этими словами он саданул Кадиша книгой по голове.

В первый миг Кадиш подумал, не сломана ли у него шея, так что он даже обрадовался, что чувствует боль, когда полицейские вцепились ему в руки. Однако за первым ударом последовал второй, еще более болезненный и такой сильный, что Кадиш испугался: уж не лопнули ли у него барабанные перепонки. Кадиш хотел было сказать: хватит, и открыл рот, но получил третий удар и прокусил язык.

Тут офицер сам решил взять паузу.

Кадиш распорядился ею с пользой. Он провел распухшим языком по зубам, приготовился к следующей серии ударов, и они не заставили себя ждать.

– Не сметь… меня… беспокоить. – Каждое слово сопровождал удар. Из глаз Кадиша сыпались искры, в ушах стоял грохот.

После третьего круга офицер сказал:

– Вот так-то. – И тут же двинул Кадиша с такой силой, что тому показалось, будто что-то хрустнуло. Он судорожно сглотнул кровь.

– Хотите знать наши секреты, господин Познань. Вот один из них: я могу забить вас телефонной книгой до смерти, а следов не останется. Вижу, вы прокусили язык, – сказал он, вглядываясь в лицо Кадиша. – А больше никаких следов нет. Понятно? Вам теперь ясно, почему телефонная книга так помогает в расследовании?

Офицер похлопал по книге и подождал: не поддакнет ли ему Кадиш.

– Мой сын у вас? – спросил Кадиш.

Офицер снова принялся дубасить Кадиша, да так свирепо, что Кадиш решил: он не остановится, пока не вгонит голову ему в грудь, как гвоздь.

Наконец он остановился – проверить, будет ли Кадиш умничать и дальше. Кадиш молчал, и офицер протянул ему свой носовой платок.

– Вытрите рот, – сказал он. – У вас на лице кровь.

Полицейские отпустили Кадиша. Слух и зрение ему не отказали, но как переварить все, что он видел и слышал, он не знал. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, отчего так болит плечо, и поднес платок ко рту.

– Всего три короткие минуты, – сказал офицер. – Чуть больше, чуть меньше. Сколько трех минут в одном дне? Примерно пятьсот? Подумайте об этом, Познань. И всегда помните об этом. Подумайте, что могло бы произойти, если бы я с вами не церемонился, если бы решил подпортить ваш замечательный фасад. – Он надел мундир и начал застегивать пуговицы. – Вашего сына здесь нет. Но могу обещать – с этой минуты я начинаю свое расследование. И буду рад провести с вашим сыном некоторое время с глазу на глаз. Хочу, чтобы вы поняли, господин Познань: вы и ваша жена никому не поможете. И только навредите сыну. А ни один родитель не станет вредить своему ребенку.

Кадишу хотелось только одного – забыться сном. Превозмогая боль, он, еле передвигая ноги, поднялся по лестнице – череп раскалывался, накатывала тошнота – и толкнул вечно открытую дверь их квартиры.

Прямо перед ним со стаканом в руке стояла Лилиан. Кадишу показалось, что они возобновляют давно начатый разговор. Она отхлебнула виски. Он вытер губы рукавом. Вот уж не думал, что увидит жену со стаканом виски в руке.

Кадишу хотелось рассказать жене, как его избили в полицейском участке, как офицер пригрозил разобраться с их сыном. Хотелось, хоть шея и не гнулась, положить голову Лилиан на плечо. Но тогда он не удержится, все ей расскажет – и Лилиан, пожалуй, не дотянет до утра. Не выживет. Даже трех раз по три минуты мыслей о том, что ждет их сына, ей не выдержать.

И он так и не открыл рот, а постарался поговорить с ней без слов, глядя в глаза.

– Меня уволили, – сказала Лилиан. Она снова отхлебнула виски. – Густаво попросил меня уйти.

У Кадиша подкосились ноги. Но он не сказал ни слова.

– Других новостей нет? – спросила Лилиан.

Получалось, что нет. Кадиш прошел мимо жены по коридору, рот его был полон крови.

Впервые после того вечера, когда Пато похитили, Кадиш подошел к полке и стал внимательно изучать его книги. Сначала он пытался вспомнить, какие три книги исчезли в шахте лифта вместе с сыном. Потом решил продолжить поиски по-новому. Он не искал чего-то запрещенного. Ему нужно было что-то, связывавшее Пато с кем-то из его друзей. Он нашел юмористический журнал, на обложке которого было написано имя сокурсника. Он отыскал фотографию их группы и вместе с журналом положил в сумку с инструментами. Поднимая сумку, он застонал – побои давали о себе знать – и отнес ее в комнату Пато. В состоянии ли он махать молотком? А перелезть через кладбищенскую стену? Кадишу удалось получить новый заказ.

До полуночи было далеко, ничего, к этому времени он оклемается. Кадиш как следует приложился к бокалу с аперитивом «лилле», который оставил возле кровати Пато. Если как следует выпить – а у него в запасе еще несколько часов – сил, надо думать, прибавится.