мысли не допускал о том, чтобы читать повесть самостоятельно. Он заявил, что «это было бы совсем не то», что сам он читать не любит, да и боялся принести книгу домой. Заявил, что «батя» её непременно опять «повесит в туалете» — такое уже случалось со сказками из школьной библиотеки.

Вовчик вздохнул.

— Мне тогда влетело от библиотекарши, — сказал он.

Снова потёр нос (тот уже покраснел, будто после мороза).

Вовчик взглянул в сторону кухни и спросил:

— А чё это, у вас рыбой пахнет?

Я кивнул.

— Минтаем. Жареным.

Рыжий улыбнулся.

— Я люблю жареную рыбу, — сообщил мальчик. — Очень! А чё, вы уже поели? Нет? А можно я с вами поужинаю?

* * *

Мой кулинарный эксперимент удивил Мишину маму. Надя выглядела едва ли не испуганной: возможно представила, к чему могли привести мои «игры» с газовой плитой (я уже уяснил, что раньше её сын почти ни в чём не проявлял самостоятельности). Она придирчиво осмотрела свои кухонные владения, успела пару раз провести рядом с конфорками тряпкой — удалила незамеченные мной пятна. Попыталась вернуть себе «власть» на кухне — ринулась расставлять тарелки. Но я рыкнул на неё — указал Наде её место за столом. Надежда Сергеевна неохотно повиновалась (с интересом следила за моими действиями).

Мы всё же рискнули — расположились втроём на кухне. Вовчик занимал места ещё меньше, чем я (он был пониже меня, да и на пару килограмм легче). Его я усадил около окна. Рыжий пусть и не без труда, но протиснулся в щель между стеной и столешницей, прижался плечом к подоконнику. Мы с Надеждой Сергеевной расположились спиной к входной двери. Обязанности официанта я возложил на себя, хотя Надя так и норовила их у меня отобрать. Порадовался, что днём пожарил всю купленную сегодня рыбу: глазом не успел моргнуть, как Вовчик расправился с первой порцией и наполнил свою тарелку заново.

— Вкусно, — заявил конопатый.

Он облизнул пальцы, вновь потянулся к рыбе.

— Хорошо тут у вас, — сказал он. — Уютно. И штукатурка с потолка в тарелки не падает. Не то, что у меня дома…

Рыжий поведал нам о том, как его родители едва ли не каждый день спорят из-за ремонта квартиры («батя не видит смысла транжириться, а мамка от этого бесится»). Заявил, что «придурошные соседи сверху» уже второй раз за этот год их затопили. Сообщил, что под квартирой его родителей проживает «психичка» — колотит шваброй в потолок каждый раз, когда Вовчик чуть сильнее топнет ногой («уже тыщу раз жаловалась участковому, на то, что мой брательник иногда бренчит на гитаре!»). Конопатый мальчишка сыпал на нас информацией, будто из рога изобилия. Не забывал при этом заталкивать в рот рыбу.

Ни я, ни Надежда Сергеевна не прерывали его рассказы. Мы лишь изредка переглядывались, точно заговорщики. Молча ели. А рыжий Вовчик наслаждался тем, получил в нашем лице едва ли ни идеальных слушателей. Он задавал нам вопросы и тут же на них отвечал. Сам шутил и сам смеялся над своими шутками. То и дело нахваливал и нас, и себя. Я будто вновь очутился в больничной палате. Туда меня вернул голос конопатого (почудилось, что к ароматам жареной рыбы и подгоревшего масла добавился запашок карболки). Мальчишка «трескал» минтай. И беспощадно подвергал наши уши акустической спам-атаке.

Вовчик объявил о том, что наелся, лишь когда рыба закончилась. Он вновь поочерёдно затолкал в рот пальцы. Громко срыгнул — извинился. Поинтересовался, когда «мы дочитаем» книгу об Алисе Селезнёвой. Надя объяснила рыжему, что вернула «Сто лет тому вперёд» в библиотеку. Вовчика её слова опечалили. Конопатый мальчишка тоскливо вздохнул. Надежда Сергеевна бросила в мою сторону вопросительный взгляд. Неуверенно заявила, что могла бы «взять» книгу снова, если та сейчас не «на руках». И она согласна нам её читать — по вечерам или на выходных. Вовчик воспрянул духом, заулыбался.

А я сказал, что знаю «место», где книга Булычёва «точно есть», и где её можно позаимствовать «в ближайшее время». Пообещал рыжему, что обязательно раздобуду повесть об Алисе — уже завтра. Взглянул на полные надежд глаза рыжего парнишки (вспомнил об оставшихся в другой моей жизни сыновьях) и объявил, что сам буду ему читать — вслух. Пообещал, что начну «публичные чтения» уже скоро — послезавтра (если не вмешаются форс-мажорные обстоятельства). Наградой за мои слова стал полный обожания взгляд Вовчика. А ещё я прочёл гордость за сына в глазах Надежды Сергеевны.

Стоявшее посреди стола блюдо опустело. От минтая остались лишь кости, запах и воспоминания (а ещё: гора грязной посуды). Я всё же насытился (хотя рыбных костей рядом со мной оказалось втрое меньше, чем на тарелке Вовчика). Выслушал (заслуженные) похвалы за вкусный ужин от Надежды Сергеевны и от рыжего гостя. Подумал, что к выбору минтая для жарки в следующий раз подойду с большей ответственностью: несколько рыбин оказались жёсткими и безвкусными (наверняка пролежали замороженными на складах с доисторических времён). И всё же отметил, что рыбный ужин — неплохая идея (пусть сегодня и не четверг).

— Ну, я пошёл, — сказал Вовчик.

Он выбрался из-за стола, погладил надутый живот.

— Там мой велас в подъезде стоит, — сообщил рыжий мальчишка. — Сопрут ведь, гады!..

* * *

Вечером в большой комнате заголосил телефон.

А несколько секунд спустя в мою спальню заглянула Надежда Сергеевна.

— Мишутка, там тебя какой-то дядя Юра спрашивает, — сообщила она.

Шёпотом спросила:

— Кто это?

Я так же тихо ответил:

— Каховский.

Резво соскочил с кровати, протиснулся мимо Нади — подошёл к зажатому между двумя старенькими креслами журнальному столику.

Поднёс телефонную трубку к уху.

— Здравствуйте, Юрий Фёдорович.

— Привет, зятёк, — сказал тихий голос майора милиции. — Рапортую тебе, что Викторию Матвеевну Тёткину вчера задержали — по моей наводке. Коллеги вняли моим доводам. А сегодня её опознали потерпевшие. В квартире фельдшера провели обыск. Обнаружили там вещи, подходящие под описание вещей, похищенных у пенсионеров. Для ареста Тёткиной такой доказательной базы более чем достаточно. Так что теперь некому завтра беспокоить генерал-майора. Порка ремнём отменяется. С меня мороженое.

— Мороженое — это хорошо.

— Не слышу радости в твоём голосе, зятёк.

— Она там была, дядя Юра — просто связь плохая, — сказал я. — Мне к вам идти за мороженым? Или сами завезёте?

— Ещё не знаю, — сказал Каховский. — Подумаю, как лучше сделать.

Он добавил после