Как вам нравится этот странный молодой человек, гражданинГуров? Не нравится, но смешной?

Я приказал, отведя более сильный удар, продержать этогосимпатичного молодого человека пару месяцев в психушке. Сейчас он, очевидно, вкафе «Лира» глобально мыслит за рюмочкой низкокачественной водки.

Я все это вам к чему, собственно, рассказывался А!.. Теперьвы понимаете, что и к идее можно относиться как к бабе? Понимаете, что Сталинотносился к идее с такой же ненавистью и омерзением, как вы кКоллективе-Клавочке? Он рад был бы поступить по-вашенски, да не мог. Не то чтореформация, а ревизионизм любого толка были для него смертельны. Ненавидя исодрогаясь от бессильного бешенства, он третировал, где только мог, идискредитировал свою проклятую жену-идею, а мстил за все унижения, страх ипожизненное заточение ее старьпм и молодым пылким любовникам. Он мечталпогубить их к чертовой матери всех до одного. Но террор для этого был слаб,каким бы тотальным он ни казался. Можете считать мою идею безумной, но я личноубежден, что война представлялась Сталин идеальной союзницей в деле уничтоженияленинской гвардии интеллектуальной большевистской элиты и, может быть, самойИДЕИ…

Да! Он страстно мечтал поиграть в войну, и поэтому, толькопоэтому не внял здравым предупреждениям своих загипнотизированных советников,донесениям талантливых шпионов и представляемым в сводках тревожным картинамобъективного положения дел… Война должна была стать достойным объектомприложения его сил… Пусть танки фюрера перепашут и переутюжат пол-России… Пустьгибнут миллионы Их у него немало за Уралом… Пусть гестапо перешлепает уцелевшихбольшевистских фанатиков и ревнивых жрецов Идеи, пусть! Когда немецкие танки исолдаты сделают сво~ очистительное дело, он скажет: Смерть фашистскимоккупантам! И люди с его именем на устах бросятся в атаку освободят занятыетерритории, а там что-нибудь придумаем Начнем строить что-нибудь новое. И можетбыть, на его закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной… Ему необходимабыла война, чтобы встряхнуть приунывшую от внутренних потрясений страну, чтобызаставить людей забыть о миллионах их родственников, подыхающих на Севере, наКолыме, в Казахстане, в Сибири, в двух-трех километрах от дверей родных домовза колючей проволокой.

Он один понимал, что не продержится долго в живущей почти наосадном положении стране. Суд за опоздания и прогулы. Запрет беспаспортнымколхозникам бросать колхозы и искать работу в городах. Офицерство, не уверенноев безопасности, чекисты, ждущие своей очереди попасть в расход, народы Литвы,Латвии, Эстонии, прочие только и жаждущие освободиться от советского ига,республики, многочисленное ворье, шпана, богема, коррупция, рахитичнаятехнология и многое другое – все это не давало ему покоя денно и нощно, он ужене знал, на кого положиться, и идея войны закономерно показалась ему спасительной.Во время войны он и сам станет иным, другим Сталиным. Он станет Сталиным –величайшим полководцем. Сталиным – освободителем Европы от фашизма, этогородного брата ненавистной Идеи, отвратительного шурина вождя. Он поживет какмужчина, как орел, а не как хорек-политик с вымазанной кровью мордой…

К тому же пропагандисты устали, философы вот-вот рехнутся отосмысления его произведений, а советских людей уже не взволнуют и не отвлекутот разгула опричнины ни перелеты через полюс, ни зимовки на льдинах, ни блужданиялетчиц по тайге, ни жуткий фарс процессов, ни шельмование в прессе бывшихкумиров. Все! Только – война!

Она займет умы и руки, она сплотит разобщенных в распрях,она спишет все чудовищные грехи, она зажжет чувство родины в проклявших еесердцах, сообщит единство усилиям, освятит ненавистью к врагу ошибки тупиц иненужные жертвы. Война!

Конечно, гражданин Гуров, Сталин из-за отсутствиягениальности, а подчас и воображения, иначе представлял себе начало и течениевойны.

В октябре сорок первого он раз по десять на день, посасываямундштук и степенно шагая, чтобы не выдавать мандраже, удалялся в сортир. Тамон переживал острейший, истинно опасный момент своей жизни, не зная, чемкончится для него рискованнейшая игра, и испытывая обыкновенное человеческое волнение,дарующее не совсем приятное, но истинное ощущение личного существования. Он какбы перестал быть по законам военного времени пленником Идеи. Наоборот, ончувствоеал, что никогда судьба ее так не зависела от его поведения и решений,как перед зимним сражением под Москвой…

Рябов! Это – ты? .. Войди! .. Ну вот! Пойманы Трофим иТрильби. Нас приглашают взглянуть на них, гражданин Гуров!

Мне понятно потрясение человека, которого не узнают еголучшие, любимейшие и нежные друзья. Но, поверьте, «мои ветеринары» не делали имникаких прививок. Тем более разрушающих привычные сеязв с хозяином и его уютнымдомом. Даю слово: я здесь ни при чем… Эту пытку, к сожалению, придумал для васне я. Не я… Поймали их, обнаружив с помощью нашей агентуры, в Сухумском обезьяньемпитомнике.

И Трофим и Трильби ели из одной кормушки с гиббонами. Спалипод обглоданным до основания деревом. Обезьяны приняли их доброжелательно.Изучали. Выискивали блох.

Грубовато, но не жестоко шутили и играли. Служители думали,что ученые, совсем уже охренев, проводят новый эксперимент по изучению проблемсосуществования разных видов животных в рамках Советско-Эфиопского научногосотрудничества…

А вот почему отловленные животные не узнают вас и явночураются, я не знаю. Своих любимых насиженных мест, лежанок и вообще всего домаони не признают тоже. Здесь все им вдруг стало чужим. Их заперли…

Идите, общайтесь, выясняйте отношения, а я подумаю. Тут естьо чем подумать…

Трофим поцарапал, а Трильби укусила? Поздравляю!.. Оставьтена время желание разобраться в происшедшем… Мне ясно, в чем дело. Бегут от васкот и собачка. Почуяли невинные существа злодейскую вашу душу, вашу черную бедуи страшную пустоту жилища. Посмотрите на себя их глазами. Старая тварь,мечущаяся, как крыса в лабиринте, в поисках выхода. Животные не узнают вашихглаз, черт лица, фигуры тона голоса, походки, стати. Вы им страшней чужогочеловека, потому что они не могут осмыслить совершившейся с вами перемены итого, чем она вызвана. Наверно, излучаете какие-то ужасно неприятные волны или,если это больше устраивает, запахи, наверно вибрируете вы незаметно для себя именя, наверно Трофим и Трильби не могут перенести моих криков, непонятнойтрансформации вашей личности, всей теперешней атмосферы дома, наверно онивосприняли каким-то образом ужасную информацию, начали сходить с ума и в концеконцов слиняли, болтались где и добрались до питомника, где обезьянье обществопоказалось им почти человеческим.

Огромного самца они приняли, очевидно, за вас, потому-что,ласково визжа и мурлыкая, прыгали на него, лизлапы и отчаянно сопротивлялись,когда служители си~ отдирали их от гиббона, пытавшегося сообразить, что проходит в вверенном ему вольере. Они и сейчас скулят, от зываются от жратвы итоскуют по первобытному коммун му обезьяньего стада. Они хотят спастись, как японим ~ сами не зная от чего. Вполне возможно, они перестпринимать васпочему-то за представителя рода человеческог Вы не помните, испытывали вычто-нибудь подоб~ перед тем, как написали письмо с отречением от от позвонилинам, а потом отреклись в актовом зале сво института?