― А ты говоришь как дурак. Да еще и влюбленный.

― Я думаю…

― Ты не думаешь. Именно в этом и заключается проблема. Ты думаешь, что я предвзята, но ты не видишь картину в целом.

― Да ладно, ― проворчал я. ― И что же я упускаю?

― Кто находится выше нас в пищевой цепочке?

― Никто.

Но она покачала головой. Голос ее был чуть громче шепота, но слова наполнили комнату, когда она процитировала:

― Мне снились рыцари любви, их боль, их бледность, вопль и хрип… из жадных, из разверстых губ, живая боль кричала мне.

― Это написал человек. ― Казалось важным отметить это.

― Необычайно проницательный. ― Сабина любила хрупкого Китса. Она ненавидела и девушку, на которой он должен был жениться. Но Сабина не ошиблась ни в Китсе, ни в его стихотворении. ― Ее кровь поет тебе canticum ad infinitum10. Знаешь, в чем беда? Дело не в том, что ты трахаешь маленькую симпатичную смертную. Она нечто большее, чем человек.

Сабина всегда казалась мне ближе к богам, чем большинство вампиров, которых я встречал. Некоторые говорили, что сама Геката наделила ее потусторонним зрением. Я же полагал, что она прожила достаточно долго, чтобы всегда понимать окружающих. Это лучше, чем думать, что она умеет читать мысли. И все же в Тее было что-то такое. Что-то, чего не понимал даже я. Если Сабине показалось, что она услышала…

Я надеялся, что вампир в туалете ― просто совпадение. Но теперь…

Нет, я остановил себя. Это была игра, призванная отвлечь меня от девушки, которую моя мать считала неподходящей. Я почти поддался. Я почти забыл, что моя мать выиграла столько же битв умом, сколько и оружием.

Тея была человеком. Я держал ее на руках. Я прикасался к ней. Я видел, как наслаждение овладевает ее хрупким смертным телом.

― Каждому вампиру кажется, что время от времени он слышит песню крови. Ты, наверное, голодна, ― спокойно произнес я, хотя мои пальцы отстукивали бешеный ритм по каминной полке.

Я моргнул и обнаружил у своего горла старинный клинок.

Похоже, моя мать взяла дело в свои руки.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Тея

Кошмарный сон разбудил меня, я перевернулась и увидела, что лежу одна в пустой постели. Снаружи розовый свет окрашивал горизонт Сан-Франциско, солнце начало вставать. Внутри, в мраморном камине потрескивал огонь. Я чувствовала тепло обоих, словно живое существо внутри себя. Но это было не солнце и не огонь, а искра, которой раньше не было. Джулиан обещал мне весь мир. Прошлой ночью я увидела первый проблеск, и он останется со мной навсегда.

Сама комната была больше, чем вся моя квартира, и обставлена антиквариатом, который, наверное, заставлял рыдать коллекционеров. Я впитывала все это, понимая, что вчера была в бессознательном состоянии, чтобы заметить хоть что-то из этого. Воспоминания о вчерашнем дне нахлынули на меня, и я задрожала, вспомнив, сколько раз Джулиан разбирал меня на части ― и собирал снова. Воспоминания разжигали во мне эту искру томления, превращая ее в голодный трепет. Я потянула простыни и прижала их к себе, размышляя о том, насколько опасно ходить по особняку Руссо. Вечеринка началась поздно. Учитывая, что это была оргия, я догадывалась, что она еще может продолжаться.

Я могла либо ждать здесь, пока Джулиан вернется ко мне, либо пойти искать его. Ноги соскользнули с кровати, и я встала, откинув одеяло. Мне потребовалось несколько минут, чтобы собрать свои вещи и застегнуть платье. Я уже почти дошла до двери, когда она распахнулась, и я увидела совершенно незнакомого человека.

― Простите. ― Седовласая женщина уставилась на меня, как будто могла моргнуть и обнаружить, что я исчезла. ― Я не ожидала, что здесь кто-то есть. ― Она оглядела меня с ног до головы, на ее лице появилась улыбка. ― Ты, должно быть, Тея.

Я сглотнула и кивнула. Проснуться в одиночестве на огромной кровати было достаточно неловко. Но еще хуже, что меня застали утром после занятий любовью, тем более что я делала это впервые в жизни.

― Я Селия, помощница Джулиана, ― сказала она, проходя в комнату. Она понесла поднос в другой конец комнаты, держа его в одной руке, а другой потянулась к ручке французской двери.

― Позвольте мне! ― Я бросилась на помощь, вместо того чтобы продолжать наблюдать за ней.

При моем приближении ее ноздри слегка раздулись, но она лишь улыбнулась на мое предложение помочь.

― Джулиан предпочитает кофе по утрам. Хотя на самом деле он никогда его не пьет, ― сказала она. Одной рукой она распахнула две большие французские двери, за которыми оказался небольшой балкон, а другой поставила поднос на каменный стол. ― Я не знала, что ты осталась на ночь. Не желаешь чего-нибудь?

Завтрак?

― Кофе было бы неплохо, ― тихо сказал я.

― Возьми его чашку. Я принесу другую.

― Я не могу…

― Глупости. Джулиан хотел бы, чтобы я выполняла твои желания в его отсутствие. ― Она снова принюхалась.

У меня создалось впечатление, что она принюхивается ко мне. Боже мой, неужели от меня пахло сексом? Не то чтобы у нас был секс!

Но большую часть ночи я провела в состоянии потного блаженства, пока Джулиан знакомил меня с тем, в чем я так нуждалась.

― Хорошо. ― Я прикусила губу, чувствуя себя еще более не в своей тарелке, чем когда появилась на оргии прошлой ночью. Я переместилась к ней на балкон и подняла изящную фарфоровую чашку, которую она принесла ему.

Она окинула меня взглядом.

― И, может быть, сменить одежду?

― Вам действительно не стоит так беспокоиться.

Она пренебрежительно махнула рукой.

― Это не проблема. В комнате Камиллы что-нибудь найдется. Правда, это может быть немного устаревшим.

― Камилла?

― Сестра Джулиана, ― ответила она мне.

― Его близнец. ― Я почувствовала желание узнать о ней побольше. Они все еще хранили ее вещи. Когда она умерла? Я не могла задать Селии ни одного из этих вопросов. ― Его не расстроит, если он увидит меня в ее вещах?

Селия наклонила голову и некоторое время изучала меня. ― Люди могут быть такими заботливыми. Ну, некоторые из вас могут быть, не все…

― Она принужденно улыбнулась. ― Нет, не будет. Я уверена, что найду дюжину вещей, которые она никогда не носила, с целыми бирками.

― Если это…

― Если ты позволишь, я