— Как это — не делай?!

— Лагерь ихний за городом, продукты мы им продадим, накормим. Пусть стоят себе. Если Тимур этот заявится — тогда другое дело, тогда и пускать можно. Они хоть и басурмане, а все ж — Божья душа, тоже жить хотят. Мы им поможем, глядишь, замиримся с татарами.

— Далеко глядишь, Твердила Титович! Да ну я и сам так думал!

— А по-другому сейчас не получится.

— Спасибо тебе, Твердила Титович, за совет. Никита Глебович в Москву уехал, а больше мне посоветоваться и не с кем.

— И тебе благодарность, Федор Иванович, за то, что о старом боярине вспомнил. Думал я — уж не нужен никому, а вот, пригодился.

— Коли понадобишься, еще не раз позову. А сейчас — отдыхай пока.

Боярин откланялся и вышел, а князь оперся на руку, задумался. Ох, навалились дела тяжкие, голова пухнет. В такую ситуацию ему попадать еще не доводилось. Злейшие враги, крымчаки, лагерем под городом стоят и в союзники набиваются. Виданное ли дело?

И надумал: «Сына, Ивана, отправлю гонцом в Москву. Все равно ведь кого-то посылать к Василию Дмитриевичу надобно. Простого дружинника не пошлешь, великий князь Московский обидеться может — не по чину гонец. Из дворян только Твердила остался, да стар очень, как бы по дороге не помер. Вот Иван пусть и едет: княжич все-таки, не подлого сословия. А поскольку до Москвы путь неблизкий, то глядишь — и в Ельце как-то все разрешится. Ну а на самый худой конец, если воинство елецкое погибнет, хоть сын в живых останется, будет кому княжество принять, род князей карачаровских продолжить. Молод еще Иван для княжения, ну а коли случится, полагаю, выдюжит. Вон, Олег Рязанский в пятнадцать лет князем стал, а сейчас погляди — княжество сильное, у соседей уважением пользуется. Рязанцы князя любят, а враги побаиваются. Вот и Иван должен выстоять, не зря же его Федор Иванович уму-разуму учил, а в последние годы новиком в сечу водил. Должна порода сказаться, ведь род древний, благородный.

Князь написал подробные послания для великих князей — Московского и Рязанского, вызвал сына, усадил его перед собой.

— Слушай, Иване, и запоминай. Отвезешь сей пергамент в Москву, великому князю Василию Дмитриевичу. Допрежь, как в Москву приедешь, найди нашего боярина Никиту Глебовича — он там уже бывал и многих знает. Послание важное, боярам в руки не давай — в дальний ящик положат. Самому Василию в руки отдашь. Сам видишь, как дело-то повернулось: лютые враги под стенами нашего города лагерем стоят и у нас же провизию покупают. А случится — и рядом с нами на городские стены встанут. Дело небывалое, а все потому, что Тимур с армией, татар разбив, сюда идет. Расскажи все сам — что видел, что знаешь. Вот, возьми на дорогу. — Князь протянул сыну мешочек с серебром. — Да двух дружинников возьми — сам выбери кого хочешь. Заводных коней не забудь и поспешай. Полагаю, Василию ополчение собирать надо — самое время.

— Отец! — Иван упал перед князем на колени. — Я не могу тебя здесь оставить, пошли кого другого.

— Э-э-э! А я-то думал, ты ко княжению готов… Встань! К великому князю простого гонца не пошлешь, не примет: не по чину. Боярин или человек благородного сословия нужен. А у меня из бояр только Твердила Титович остался. Сам посуди — стар он, куда же его в дальний путь посылать? Вот и выходит, что, кроме тебя, некого.

Иван поднялся с колен, как просил князь.

— Душа плачет, отец! Боюсь — не свидимся.

— Типун тебе на язык. А еще княжич! Ты должен делать то, что княжеству, уделу твоему нужно для спасения. Что один человек? Пылинка! К тому же я живой еще, а ты меня уже жалеешь. Не мужское, не княжеское это дело! Ступай, более добавить ничего не могу.

Князь обнял сына. У Ивана запершило в горле, и он выбежал из комнаты.

Князь через слугу вызвал дружинника Мелентия и вручил ему послание для князя Рязанского Олега.

— Скачи немедля, передай послание.

Отправив сына и гонца, князь вышел из дома, поднялся на городскую стену.

В татарском стане уже поставили шатер для бека. Коней отогнали подальше, дабы табун навозом лагерь не загадил. Войско татарское, как и в любом походе, разбилось на десятки, костры развели, пищу готовили.

Князь подошел к караульным.

— Как татары?

— Тихо себя ведут, еду готовят. Никто от них на наши земли не отъезжал. Только дозор ихний — десяток всего — назад по Муравскому шляху в Дикое поле ушел.

Князь кивнул удовлетворенно. То, что бек дозор в степь выслал, — это хорошо, значит, оттуда врага ждет. Как военачальник бек поступил правильно, предсказуемо. И то, что лазутчиков своих не разослал по княжеству Елецкому, лишь подтверждало догадки князя, что подвоха он ему не готовит, слабые места не прощупывает, путей отхода не ищет.

Успокоенный князь отправился на торг и по дороге столкнулся с Агеем.

— Ох, княже, не прокормить нам эту ораву! Едва ли не всю еду скупили. Платят серебром, не торгуются. Несколько мешков муки да крупы разной забрали, четырех баранов да двух телок. Торг, почитай, пустой. Одна надежда — из Воргола завтра овец пригонят, да в Талицу я человека послал. Хоть Талица и не наш городок, однако деньги и там нужны.

— Молодец, Агей, хвалю. Но если из Воргола да Талицы не привезут ничего, сколько продержаться сможем?

Агей почесал затылок, подумал немного.

— Ежели на свои припасы рассчитывать, то седмицы на три хватит. Завтра монастырь еще гороху обещал привезти, да чечевицы, да телок пригнать.

— Ну, успокоил, Агеюшка. Хоть одна хорошая весть.

— Стараюсь, княже. Ты, когда жалованье платить будешь, о том не забудь.

— Разве с тобой забудешь? Напомнишь ведь, да не раз.

Ночью князь спал спокойно. Иногда слышал, как со стены перекрикиваются караульщики, и снова проваливался в глубокий сон. Устал он за последние дни, да и не мальчик уже — по стенам городским лазать.

Следующий день шел, как обычно, если бы не запертые ворота да не стан татарский за стеной. У крымчаков почти постоянно горели костры, что-то готовилось. Да и то сказать — на костре быстро не приготовишь, это не русская печь. Но вели они себя тихо.

Бек вдоль берега свои караулы выставил и утром снова дозорных в степь послал. В общем, обыденная походная воинская жизнь.

Овец для татар из Воргола пригнали, а к вечеру и обоз из Талицы прибыл — с мукой, просом, гречкой. Крымчаки скупили все сразу.

Князь успокоился: несколько дней о пропитании татарском можно не думать. Это когда у воина брюхо от голода подводит, жди, что грабить пойдет.

И следующее утро началось как всегда. Но около полудня к князю прибежал дружинник.

— Княже, тебя бек просит на переговоры.

— Иду.

Не надевая брони, князь накинул красное корзно, взошел на стену. Внизу стоял татарский десятник, а немного поодаль — бек и с ним несколько воинов. Судя по одежде и дорогому оружию — сотники.