– На твоем месте я бы не унывал!

Я хотел его взбодрить. Чтобы он понял – друг рядом и жизнь прекрасна.

– Она умрет, квартира перейдет вам. Хороший район, легко продать-сдать.

– Да скорее я умру, – проворчал он, но уже спокойнее.

Мы кинули в тележку котлеты, печенку. Пошли за хлебом.

– Она больше меня жрет, – сказал он, не в силах слезть с этой темы. – Восемьдесят лет, а аппетит как у волка. Я ей через день холодильник набиваю, потом прихожу – он пуст.

– А с головой у нее как? – спросил я.

Коля взял буханку рижского и два багета. Я уже начал удивляться.

– Помнишь, у нас во дворе Витька-головастик был?

– Помню, конечно, – сказал я.

Отец у Витьки пил и сына родил больным на голову. Он бегал по двору, пуская слюни, всё время лез поиграть с нами в футбол, а мы его гоняли. Было весело, а потом очень стыдно. Потом его отец попал под поезд, мать умерла, и Витьку-головастика забрали в одно из тех учреждений, откуда не возвращаются.

– Примерно на одном уровне, – сказал друг. – У нее лет пять назад удар был, кукушку основательно встряхнуло. Чудит, не переставая. Меня узнает, а жену нет. Каждый раз спрашивает: ты чья? И сомневается, что ее внучка: «У нас в роду рыжих не было».

– Не убедили?

– Нет. Подозревает, что та воровка. Хочет у нее телевизор украсть. Говорит, что у нее всё время что-то крадут.

– Понимаю, – сказал я. – Телевизор для пенсионеров – всё равно что для нас гаджеты. Мы в них уткнемся, а старики в ящик.

Коля посмотрел на меня, оценивая фразу. Буркнул:

– Я жду, когда она в ящик не уткнется, а сыграет. – И двинулся к кассе.

– Пять тысяч триста пятьдесят рублей, – обрадовала кассирша.

– Слушай, – сказал я, – а вы ипотеку взять не пробовали? Дешевле бы обошлась.

– Да пошел ты, – беззлобно ответил он.

И мы пошли. К моей машине. У подъезда я спросил:

– А можно я тоже? Посмотреть?

– Билеты в цирк платные, – сказал друг. – Но у тебя сегодня контрамарка.

Мы зашли в лифт, он нажал кнопку.

– Двенадцатый этаж, – удивился я. – Вы окна заколотили, надеюсь?

– С такой любовью к себе это лишнее.

Коля мрачнел прямо на глазах. Но когда позвонил в дверь, вдруг засиял. Выпрямился.

– Браво! – сказал я. – А говорил, что ты ее не любишь.

Замок зашумел, дверь начала открываться и вдруг остановилась, натянув цепочку. В щель на нас смотрел бабкин глаз. Горя огнем сомнения и подозрения.

– Надежда Петровна, здравствуйте! Я еды вам принес! – радостно воскликнул друг.

– А это кто? – проскрипела бабка. – Это что за морда?

– Почему же морда? – оскорбился я. – Лицо. Лицо интеллигентного человека.

– Чего тебе надо? Не открою.

– Это мой друг, – пояснил родственник. – Помог сумки донести.

Дверь открылась. Бабка была маленькая, сухонькая и бойкая. Почему-то в двух халатах. Напоминала какой-то персонаж из мультика, но непонятно кого. Скорее всего – неизвестного героя из «Пластилиновой вороны».

В руке у нее был большой хлебный нож.

– А что вы опять с ножом, Надежда Петровна? – спросил Коля.

Проходя мимо нее вроде бы невозмутимо, но переложив сумки в одну руку. Чтобы вторая была на всякий случай свободной.

– Вора искала, – ответила она.

– Какого вора?

– Того, кто опять всю еду в холодильнике сожрал. Я в комнату ушла, вздремнула. Проснулась, пошла на кухню – а в холодильнике шаром покати. И на плите тоже! Только грязные тарелки в мойке стоят.

В квартире было душно. И пахло невеселой старостью.

– И ведь окна-то закрыты. Дверь на замке и на цепочке. Уйти не мог. Значит, прячется где-то.

Кухня оказалась большой, но в ней было не протолкнуться. Диван, холодильник, телевизор, стол с табуретками. Я пошел в комнату. Встал в центре и огляделся. Кровать, стенка, телевизор. Стол, на нем ваза с сухими цветами.

Было слышно, как они перегружают продукты из пакетов в холодильник. Обсуждая ассортимент и магазины.

На столе лежали спицы, на которых висело будущее что-то, пока слишком неопределенное для идентификации. Рядом – большой клубок, словно из моего детства. Я взял его в руки, вспоминая, как вязала бабушка, как я подставлял ей ладошки, помогая разматывать шерстяную нитку, и загрустил. Вздохнул и уронил клубок. Он подпрыгнул пару раз и укатился под кровать. Я поморщился, понимая, что мне сейчас за ним лезть и сколько пыли и мусора под кроватью. Но делать было нечего. Опустился на колени, заглянул. Клубок, как нарочно, закатился в глубину, до плинтуса. Я лег на живот и начал протискиваться, с отвращением вдыхая запах. Достал, начал вылезать обратно. И оглох от крика. Потом сам заорал от боли.

– А-а-а-а! – орала бабка, коля меня в ногу чем-то острым.

– А-а-а-а! – орал я, вылезая на свет.

– Поймала! Поймала! – кричала старуха. – Вор, вор! Вот кто мою еду жрет! Под кроватью сидел!

Ножа у нее в руках не было. Он, к моему счастью, остался на кухне. Но были две длинные спицы. И поза у бабки была такая, словно она с утра до вечера смотрела по телевизору фильмы про Шаолинь. Бить ее было нельзя, да и опасно.

Вбежал Коля. Увидев его, бабка завизжала еще сильнее:

– Двое! Двое жуликов! Коля, где ты?! Коля!

И тут я друга признал. В отличие от бабки. Он стал строгим. Сказал бабке громко:

– Здравствуйте! Полицию вызывали?

– Вызывала, – сказала она. – Вора поймала!

Коля схватил меня за руку, завернул ее за спину.

– Пройдемте, гражданин. Вы арестованы.

В лифте я выдохнул. Сжал плечо друга.

– Спасибо. Ты что-то ровно дышишь.

– Да не за что, – сказал он. – Привык. Хорошо, что увидела продукты и расслабилась.

Ноги подрагивали, сердце стучало.

– Хорошо, что расслабилась, – согласился я. – Если он такая расслабленная, какая же она, когда напрягается?

– Был случай, – сказал он. – Телевизор из окна выбросила. Ей кино не понравилось.

Я сел за руль, но всё равно не мог успокоиться.

– Слушай, а теща у тебя как?

– Да нормальная, – сказал Коля. – Пока, по крайней мере. А что?

– Нет, ничего, – сказал я.

Нога, истыканная спицами, ныла жутко. Я решил, что запрещу жене вязать – если она однажды захочет.

Так, на всякий случай.