– Нет, – спокойно ответила я, не обращая внимания на издевки. – Меня интересует ее расследование Великого ограбления поезда, которое произошло 8 августа 1963 года в графстве Букингемшир.

Брови Теодора Томпсона опустились, а его лицо побледнело. Джейн, сидя рядом со мной, тяжело вздохнула.

– Понимаете, профессор, я бы хотела избежать встречи с вами точно так же, как и вы со мной. Но сейчас у меня нет другого выхода, – сказала я стальным голосом. – Мне нужна ваша помощь.

– Зачем вам это? Зачем вам лезть в ее жизнь?

– Мы всего лишь хотели узнать, что она писала про ограбление почтового поезда и что ей удалось найти. К сожалению, нет ни одной статьи ее авторства на этот счет, – сказала Джейн. – Поймите, это очень важно для нас с Сарой.

– Я не произнесу ни слова, пока вы не расскажете, зачем вам это нужно.

Теодор Томпсон сложил руки на груди и принялся сверлить нас взглядом.

– Думаю, я могу узнать, кто ее убил и почему.

– Гринвуд, вы сейчас серьезно? То есть вы считаете, что можете разобраться в преступлении, с которым не справились даже полицейские? Ну и самомнение у вас, милочка! Вы такая же, как и моя сестра. Вечно суете нос туда, куда не следует.

– Профессор, пожалуйста, – взмолилась Джейн, мягко растянув губы в улыбке.

– Вы же знаете, что в мире насчитывается пять однотипных убийств журналистов? Помогите нам предотвратить шестое. Кажется, мы с Джейн знаем, кто лишил вас сестры. Все связано, – вдруг сказала я, хотя еще пять минут назад не собиралась так откровенничать с профессором. – Но из-за недостатка информации нам не удается собрать полную картину происходящего.

Теодор Томпсон тяжело вздохнул.

– Моя сестра была самым гениальным и омерзительным журналистом из всех гениальных и омерзительных, – с иронией сказал Томпсон и горько ухмыльнулся.

– И вы ее очень сильно любили, – я позволила сделать вывод.

Теодор Томпсон бросил на меня колкий взгляд. Ухмылка исчезла с его лица так же быстро, как и появилась на нем.

– Вы правда хотите узнать, какой была моя сестра?

– Да, – ответила Джейн.

– Пожалуйста, профессор, – теперь была моя очередь молить его.

Профессор Томпсон встал с кресла и подошел к стеллажу с книгами. Ему потребовалось около минуты, прежде чем он нашел среди них старый альбом с фотографиями. Уверенной рукой старик распахнул массивный фотоальбом, вышедший с производственного конвейера не позже 50-х годов, и начал с аккуратностью ювелира переворачивать его страницы в поисках беззаботного детства, мечты и утраченного счастья. У моей бабушки по маминой линии был почти такой же домашний архив с фотографиями. Она привезла его из России, когда эмигрировала в 70-х. В детстве я любила «играть» с семейными снимками: часами вглядывалась в лица родственников, которых мне никогда не суждено было увидеть лично. Улыбающиеся или серьезные, они напоминали о том, чего я не могла постичь в то время. Быстротечность жизни и неминуемая смерть. Когда я узнала, что всем нам суждено когда-нибудь покинуть этот мир?

– Моя сестра крайняя слева, – сказал профессор, протягивая маленькую фотографию, на которой были запечатлены три молодые девушки. Привстав, я взяла ее в руки и ощутила то же самое, что и в детстве, когда рассматривала на пожелтевших снимках русских родственников, – тоску.

С фотографии смотрела семнадцатилетняя Эмили Адайн Томпсон. Ее пышные локоны спадали на плечи, губы растянулись в широкой улыбке, а глаза блестели озорством. На ее фоне две другие девушки казались слишком непримечательными и посредственными.

– Это она с подругами на вручении школьных аттестатов, – прокомментировал профессор. – Я плохо помню тот день, мне было всего семь лет, но знаю: окончив школу, Эмили уже мечтала о профессии журналиста, но еще не была отравлена ею.

– Отравлена? В каком смысле? – подала голос Джейн, с любопытством всматриваясь в фотографию, которую я держала в руке.

– Журналистика стала ее манией после первого курса. Не было преподавателя, который бы не сказал, какая Эмили одаренная девушка. Ей пророчили большое будущее в газете, считали, что она дорастет до главного редактора. Все это сильно тешило ее самолюбие, но вместе с тем отравляло душу. Не знаю, что бы с ней стало, не начни она с могуществом танка идти к своей цели. В середине первого курса Эмили уже стала главным редактором университетской газеты.

Профессор сидел в кресле и смотрел на альбом с фотографиями, который лежал перед ним. Со стойкостью воина он начал знакомить нас с первой жертвой вереницы загадочных преступлений.

– Однокурсники Эмили побаивались ее. Она знала все и обо всех. Откуда? Не понимал никто. Казалось, информация появляется у нее с неба. И все было правдой. Сестра не боялась писать критические заметки о политике, о первых лицах университета. На третьем курсе один из преподавателей, который некогда боготворил ее, грозил отчислением за статью о том, что принимал зачеты у многих девушек только после того, как трогал их за грудь. Нет ни одной статьи ее авторства в период учебы в университете, которой бы я не гордился. Да, прочитал их только после ее смерти, но… это не отменяет гениальности, которая таилась среди ее слов. Острый язык, критическое мышление и бесстрашие были главными козырями Эмили. Пока ее однокурсницы пытались перебороть стеснение перед интервью, Эмили просто шла и брала его.

– А что было потом? – спросила я.

– Она продолжала идти по карьерной лестнице. На втором курсе один из профессоров порекомендовал ее знакомому редактору в «Дейли мейл». В газете все были от нее в восторге – к ним пришел настоящий гуру слова! Она показала все, на что способна, и ее приняли на работу. Ну а потом началось то, что в конечном итоге стоило ей жизни. Сестра начала сутками пропадать на работе. И это совсем не означало, что она сидела в редакции и писала статьи. Нет. Эмили заинтересовалась криминалистикой и финансовыми махинациями. Наш отец работал в финансовой сфере. Видимо, это повлияло на мою сестру. Ее цепляло все, что было связано с воровством. И не мелким, а крупным. А это прямой путь в бездну.

– Не всегда, – заметила Джейн. – Я часто снимаю политиков на скамье подсудимых. И мне пока никто не угрожал.

Я даже не заметила, как наш напряженный разговор перешел почти в дружескую беседу. Теодор Томпсон буквально за пару минут превратился из ворчливого старика в интересного мужчину. Даже его семьдесят лет не бросались в глаза. Он говорил, как наш ровесник.

– Потому что ты фотографируешь их после того, как полиция нашла доказательства, – со знанием дела ответил профессор. – А Эмили это делала всегда до. Полиция ни сном ни духом, а она раз – и статья готова. У сестры было много знакомых, которые ей помогали. Тут звонок, там звонок. Так и складывалась картина. Когда я повзрослел и проанализировал работу сестры, понял, что она обладала навыками сыщика и актрисы.