– Актрисы? – не поняла я.

– Она могла обдурить любого – полицейского, управляющего банка, старушку, которая что-то где-то видела, но не говорила, что именно видела. Когда Эмили активно вливалась в журналистскую среду, я многого не понимал – возраст был не тот. Ну, знаете, подросток. Я смотрел на все из замочной скважины родительской квартиры. Разве мог видеть весь мир целиком? Нет, конечно. Мне была доступна только лестничная клетка и соседская дверь. Но я помню новости об ограблении поезда. Удивительный случай… вся страна стояла на ушах. Нации казалось, что это их обокрали, а не Королеву. Страна взревела.

– И ваша сестра решила разобраться в этом преступлении? – спросила Джейн с осторожностью.

– Да, – вздохнул профессор и горько ухмыльнулся. – Это была ее миссия – вычислить преступников. Эмили связалась со знакомыми полицейскими, которым поручили дело об ограблении, и стала, как сыщик, сопоставлять факты вместе с ними. В то время полиция ненавидела журналистов, но к Эмили они относились более благосклонно.

– Я читала, что почти всех преступников задержали к началу 1964 года, – заметила я.

– Да, верно. До ограбления банда пряталась в амбаре в пятидесяти милях от моста, у которого все и случилось. Эти дурачки играли в «Монополию» и оставили на коробке и фишках отпечатки пальцев. Все грабители были знакомы полицейским по мелким преступлениям, поэтому сопоставить отпечатки пальцев не составило большого труда. В Великом ограблении поезда участвовали пятнадцать человек. Они унесли 124 мешка с деньгами!

– Их точно было пятнадцать? – спросила я.

Профессор с недоверием смотрел на меня не меньше минуты. Потом он вдохнул и со сталью в голосе произнес:

– Эмили утверждала, что шестнадцать.

– Откуда она это узнала? – подала голос Джейн.

– Наблюдательность, которую не оценили в полиции.

– В смысле? – не поняла я.

– Примерно в ноябре 1963 года, когда почти всех преступников поймали, Эмили предположила, что есть шестнадцатый грабитель. Полицейские пешки посмеялись над ней, и только главный инспектор попросил обосновать громкое заявление. Эмили рассказала ему, что ей не дает покоя театр «Кассандра», который за последний месяц встал на ноги. Пресса вскользь писала о нем в конце 1962 года, трещала, что его инвестор – банкрот. Театр был большим, поэтому директор не мог без финансовой поддержки продолжать дело. Денег на премьеры не было, а постоянно играть одно и то же оказалось гиблым решением – зрители устали от однообразия и перестали ходить в театр. И если раньше директор платил зарплату труппе со сборов (хоть какие-то пенни), то после потери аудитории театру грозило полное истребление из культурной жизни Лондона. Но вдруг в ноябре 1963 года, через три месяца после ограбления поезда, Эмили заметила, что театр запланировал грандиозную премьеру. Спустя год затишья. Разве не странно? Вот и сестре это показалось таковым, и она залезла туда, куда лезть не следовало.

– Но театра «Кассандра» у нас нет, насколько я помню, – задумчиво протянула Джейн. – Я никогда о нем не слышала.

– Да, он закрылся в середине 1964 года, если мне не изменяет память. Умер тот самый обанкротившийся директор, и все – прощай, искусство. Здание снесли. Театр был небольшим – крупнее, чем камерный, но не такой, как Королевский. На его месте сейчас стоит «Глобус»[25].

– Получается, Эмили утверждала, что один из преступников – директор «Кассандры»? – спросила я, стараясь унять дрожь в руках.

– Да. Или актеры. В преступлениях никого нельзя сбрасывать со счетов.

– И полиция не послушала Эмили? – вставила Джейн.

– Эмили хотела, чтобы кто-нибудь из полицейских проверил труппу, но те лишь посмеялись над ней. Инспектор попросил ее не совать нос не в свои дела. Эмили разозлилась на них, и сама взялась за расследование. В ноябре 1963 она съехала от нас. Сказала, что ей нужно сконцентрироваться на работе, а для этого необходима отдельная квартира. Мама согласилась, но потом пожалела об этом: Эмили к нам не приезжала, звонила раз в две недели и ограничивалась одним «все в порядке». А в апреле 1964 года мы узнали, что она мертва.

В кабинете повисла тишина, но на улице по-прежнему гудели машины, шумел ветер и светило солнце. Я прикусила нижнюю губу с внутренней стороны и искоса посмотрела на Джейн. Подруга в это время глядела в окно, сжимая кулаки. Пока профессор был погружен в свои мысли, я проследила за взглядом Джейн и вздрогнула. Тело волной накрыло мурашками. На дереве напротив окна сидел слепой ворон. И взгляд его мутно-бледных глаз был устремлен на нас.

«Эту птицу я убила во сне», – в ужасе подумала я, боясь сделать вдох, словно по нему падальщик мог оценить степень моей тревоги. Стоило мне проговорить это в голове, ворон несколько раз протяжно каркнул, превращая кабинет профессора в склеп с воспоминаниями о прошлом. В помещении даже стало на градус прохладнее.

– А вы, как брат, не общались с Эмили после ее переезда? – тише, чем хотела, спросила я, глядя в окно. Молчание стало давить, ворон – уже не пугать, а нервировать. – Подростки тяжело идут на контакт с родителями, а братьям и сестрам открываются. У вас такого не было?

Я перевела взгляд на мужчину.

– Нет, Сара. Я узнал сестру только после ее смерти. Все, что я рассказал вам, – всего лишь пазлы воспоминаний людей, которые были с ней рядом, пока я взрослел. Иногда мне и вовсе кажется, что Мэри знает Эмили лучше, чем я.

– Они были знакомы? – удивилась Джейн.

– Да, с самого детства. Наши семьи дружили. Когда родилась Мэри, Эмили показалось, что у нее появилась младшая сестра в дополнение к недавно появившемуся брату. Но я запрещаю разговаривать с женой о том, что случилось в 60-е годы. Мэри пережила потерю Эмили хуже, чем я. После смерти сестры я не видел будущую жену два месяца. Ее родители рассказывали, что она закрылась в комнате и плакала сутками напролет, обвиняя себя в смерти Эмили. Представляете? Пятнадцатилетний подросток! Даже не смейте подходить к ней с вопросами.

Сказав это, профессор Томпсон зло посмотрел на нас с Джейн. Ворон на дереве еще раз каркнул и взлетел ввысь.

– Почему-то многие журналисты забывают, что работают в простых редакциях, а не в криминальных отделах полиции. Ваша задача – писать о преступлениях, а не ковыряться в них. Никогда не забывайте, что в кармане у вас блокнот, ручка и диктофон, а не дубинка или пистолет. Эмили умерла только по одной причине: возомнила себя первоклассным детективом. Я не отказываюсь от своих слов, сестра была талантлива, но все-таки амбиций у нее было больше, чем ума.