— Видишь, я сделал в пару ей новую. И решила покончить с прошлым. Надевай!

И хоть к платью ей подобрали совсем другие серьги, как в «Гордости и предубеждении», эти тоже идеально легли под туго закрученные и нависающие на уши по моде того времени локоны.

— Кое-что голубое, — она повязала на шею Эрике ленту, которую заколола брошкой с голубыми камнями. — Это брошка моей бабушки, — нежно погладила она украшение. — Теперь она по праву твоя. Ну и кое-что взаймы.

Отстёгнутый с её запястья золотой браслет оказался Эрике слегка велик, но был явно сделан на заказ к брошке, а потому идеально вписался в комплект.

— Ну а теперь то, что я давно уже должна была тебе отдать, — она снова залезла в сумку и в этот раз достала файлик с бумагами. — Документы на дом. Он по-прежнему ваш с Ниной. Так что сама решай, что тебе с ним сделать. И то, что я нашла в кармане у Ильи… в тот день, — она смущённо кашлянула и протянула Эрике кольцо.

У Эрики так заколотилось сердце, что она грешным делом подумала, что не выйдет из этой уборной для дам живой.

«Так вот какое кольцо он выбрал! И он действительно собирался сделать мне предложение в тот день», — трясущимися руками надела она на палец скромное колечко с камешком и едва сдержала слёзы.

— Спасибо, — прошептала она.

— Тебе спасибо, — неожиданно прослезилась и «железная леди». — За то, что несмотря ни на что ждала и верила. За то, что с тобой он по-настоящему счастлив. Береги его, девочка. Сколько бы вам не осталось.

Она вздохнула, закрыла глаза. И эти слёзы, что текли по её щекам, наверно, были самым дорогим подарком, что Эрика когда-либо получала в жизни.

— Мы справимся. Со всем справимся. Вместе, — обняла её Эрика.

— Как жаль, что этого порой так мало — нашего желания, — вздохнула она. Вздохнула так тяжело и обречённо, что Эрика замерла.

— Что происходит? — отстранилась она, буравя Юлию Геннадьевну взглядом. — Вы знаете что-то, чего я не знаю?

— Нет, нет, я… — испуганно моргала она. Но Эрика её уже не слышала.

— Илья! — выбежала она в коридор.

И столкнулась с Майком.

— А я за вами. Пора!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Илья видел, как Эрика вырвалась и побежала, и оттого, что он тоже побежал ей навстречу, буквально упала ему в объятия. Обхватила его за шею.

— У тебя рецидив, да?

— Давай мы распишемся, это недолго, — шептал он самым уверенным тоном, на который сейчас был способен, — а потом обо всём поговорим.

— Ты мне врал, да? — покачала она головой, словно он её предал. Увидела Елену Владимировну. — Вы все мне врали?

— Разве я когда-нибудь тебе врал? — склонился Илья к её уху, загораживая от всех.

— Нет, Илья. Но я же чувствую, — ещё сопротивлялась она. — Ты снова о чём-то умалчиваешь?

— Такой уж я, — улыбнулся он. — Но у тебя ещё есть шанс передумать.

— Ну уж нет! — фыркнула она. — Не дождёшься!

— Тогда встретимся у алтаря? — он заглянул в её глаза. Упрямо, пристально. И она успокоилась, выдохнула, с вызовом вздёрнула подбородок.

— Эрика, пора, — цепко схватила её за руку Жанна и махнула девчонкам, что тут же принялись поправлять платье, цеплять что-то среднее между мантией и фатой, что по длинной ковровой дорожке за ней понесут дети. А ещё пудрить и делать всё то, что для Ильи было за гранью неведомого. Но он всё это только что испытал на себе, чтобы под марш Мендельсона вышли красивые снимки.

Он ждал, когда она к нему повернётся. И только когда Эрика глянула на Илью и всё же улыбнулась, обернулся в поисках Алого, который символично должен был вывести Эрику и передать Илье из рук в руки.

Илья увидел Алого, задумчиво опирающегося на трость в дверях комнаты, за которой, как выяснилось, самозабвенно ругались его отец с матерью.

— Зачем? Зачем ты ей сказала? — багровел от ярости Майк.

— Я ничего ей не говорила, если ты о том, как трахал её мать, что аж серёжки из ушей вылетали, — как всегда жёстко отбрила его Юлия Геннадьевна. — Так, упомянула вскользь, без подробностей.

Майк поперхнулся воздухом, замер.

— Её мать? — помотал он головой, словно от этого движения, что-то в черепной коробке как в «тетрис» должно уложиться ровно. — Бывшая подружка твоего Давида — её мать?

Юлию Геннадьевну аж перекосило.

— Представь себе, как тесен мир, — улыбнулась она, словно оскалилась.

— А раньше ты могла мне об этом сказать?

— А зачем? — хмыкнула она.

— А затем, что дура ты Юля. Самая настоящая. Да я не то, что с ней не спал, я даже имени её не запомнил.

— Ой, да ладно, — скривилась мать. — Вот только не надо этого показательного склероза.

— Это не склероз. Это правда. Да, я попёрся на ту книжную выставку именно ради неё. Хотел поговорить. Не знаю о чём. О тебе, о Давиде. Не важно. Узнал, что она там будет с мужем. И всё таскался за ними по залу, ища предлог как же подойти. Даже к туалетам за ней пошёл, думал, перехватить там, когда она будет одна.

Юлия Геннадьевна скрестила руки на груди, словно защищаясь от того, что говорил отец, неуверенно переступила с ноги на ногу, сглотнула, но не сказала ни слова, когда Майк замолчал. Он прочистил горло и продолжил.

— Она вышла так стремительно, словно за ней гнались, я бросился следом, но тут из туалета вслед за ней выскочила дама и давай орать: «Вы серёжку потеряли! Женщина! Это вы серёжку потеряли?» Ну я и взялся отдать украшение, сказав, что эту женщину знаю. А пока бежал у меня созрел план сказать тебе, что я с ней переспал. Я прихватил несколько её волосков, проходя мимо, и вместе с серёжкой подкинул в нашу постель. И всё, — он развёл руками. — Да, глупо, мелочно, несерьёзно. Но я думал просто тебя позлить, а потом признаться. Ведь я до последнего думал, что и ты мне не изменяла. Что всё это была ложь. Ведь тебе всегда было скучно, когда в доме тихо и спокойно, тебе нужны были крики, скандалы, африканские страсти. Я решил, что ты выдумала ту измену.