Наступили беспокойные дни. В последнее время Красавчик совсем мало спал, он постоянно выезжал из своей цитадели и посещал различные уголки Приморья. Хлопот у него заметно прибавилось. И вот однажды, когда он вернулся c востока, с самой эламской границы, ему сообщили, что в Дур-Халдайю прибыла по реке какая-та знатная арабка, которая приплыла из самой Ассирии, и что она просит с ним встречи.

«Ну что ещё арабам от меня понадобилось? – раздражённо подумал Набуэль. – Кто это?»

Тут я поясню, что в те времена к арабам относились с подозрением и сказать уж честно, с явным предубеждением. Как сейчас относятся, наверное, только к кочевым цыганам. Арабы тогда слыли первыми разбойниками, и для земледельческих и цивилизованных народов являлись изгоями. Все на Ближнем Востоке их сторонились. А всё потому, что арабы постоянно грабили проходившие мимо них торговые караваны, и Великие цари регулярно направляли карательные экспедиции против этого дикого и неспокойного племени. Ну что ещё взять с изгоев?

В конце концов, занятый делами Набуэль отказался принять арабку, и тогда ему передали от неё клочок папируса. Когда халдей развернул его, то только тут князя обожгла догадка. На папирусном клочке были начертаны две первые строчки знаменитого стихотворения лидийской поэтессы Аматтеи «Ветер всё в нашей жизни развеет»: «Время для всех нас строгий судья, и снисхождения от него не жди. И даже боги, привыкшие жить по-своему, его не сумеют перехитрить!»

– Кто этот папирус передал?! – взволнованно спросил слугу Набуэль.

– Его попросила передать тебе та арабка, которую ты не захотел принять, господин.

– Где она?!

– Она, наверное, уже покинула Дур-Халдайю…

* * *

Аматтеи пришлось многое пережить, пока она со своими спутниками добиралась до Приморья. Дважды за это время на них совершали нападения грабители: первый раз это случилось за несколько фарсахов до столицы Мира, когда на постоялый двор, в котором они собирались переночевать, совершила налёт шайка арамеев.

Маннеи, которых лидийке дала Ама, не растерялись и вступили в схватку с грабителями. Они закололи нескольких нападавших, троих ранили, ну а после только быстрые кони лидийки, её служанки и двух их спутников спасли путешественников от разъярившихся грабителей.

Затем, уже за Уром, когда они пристали к берегу, чтобы пополнить свои запасы провианта, на них напали арабы. И опять не растерявшиеся маннеи спасли Аматтею от нешуточной передряги. И какое же было разочарование у Аматтеи, когда она наконец-то добралась до Дур-Халдайи и там не застала Набуэля. Она прождала его неделю, и когда он появился, то к её ещё большему разочарованию он не захотел с ней встречаться.

А Набуэль вначале попросту не понял, что это была лидийка.

Аматтея уже собиралась покинуть Дур-Халдайю, когда перед ней предстал князь.

Он был рад ей и при этом был очень взволнован.

Красавчик приблизился к лидийке и вновь упал перед ней на колени, воскликнув:

– Про-ости! Прости меня, божественная! Прости, что я не сразу разобрался, что это именно ты! О, боги! Как же я счастлив, что вижу тебя, несравненная!

Набуэль сразу же забрал Аматтею в свою резиденцию, и там она ему всё и рассказала.

Закончив свой рассказ, лидийка спросила:

– Князь, тебе не страшно, что я в тайне и без разрешения Великого царя покинула Ниневию и ищу теперь кров у тебя? Ты же понимаешь, что если всё узнается, то ты неизбежно вызовешь на свою голову гнев с его стороны! И тогда тебе будет несдобровать…

– Да, конечно… я в трудном оказываюсь положении, – согласился халдей. – Но ты всё равно у меня можешь получить защиту! Никто ведь не знает, что ты в Приморье?

– Никто!

– И пока что никто не должен этого знать! Это и в твоих, и в моих будет интересах! Ты это понимаешь же?!

Лидийка закивала головой.

Конечно, он приглашал её к себе, но сейчас было очевидно, что появление Аматтеи в Дур-Халдайе стало для халдейского князя полной неожиданностью. Он бесконечно преклонялся перед творчеством лидийки, и это преклонение постепенно переросло в несколько другое чувство, которое можно было бы назвать, наверное, уже и любовью. Но это была не та чувственная любовь, которую испытывает мужчина к женщине, когда жаждет прежде всего близости с ней, хочет ею обладать, а это была любовь возвышенная, когда предмет обожания возводится на пьедестал и когда перед ним преклоняются уже как перед богиней.

И кто бы мог подумать, что этому виду любви оказался подвержен, казалось бы, самый закоренелый гуляка, которому при его-то внешности на роду вроде бы было написано быть уставшим от разврата.

Впрочем, раньше он в какой-то степени и соответствовал этому типажу – пресытившемуся вниманием со стороны женщин молодцу, разбившему не одну сотню сердец. Но где-то внутри у него ещё была жива утончённая натура, и все эти кутежи так до конца её не сгубили, а даже наоборот. Набуэлю со временем в конец надоели пирушки и ни к чему не обязывающие отношения, и он от жизни захотел уже совершенно иного!

Красавчик вспомнил увлечение юности, его вновь привлекло творчество, он сам начал писать музыку и сочинять стихи, а затем попробовал себя в пении и вскоре получил признание, как певец. У него всё получалось, и он вскоре стал популярным исполнителем! Ну и неизбежно он начал читать не только свои стихи, а вообще увлёкся поэзией как таковой.

Вскоре ему на глаза попались стихи незнакомой лидийки, которые он сразу же выделил и которые его поразили и запали ему в самое сердце. И постепенно он ими настолько был покорён, что эта поэтесса для него по своему положению сравнялась с небожительницами, с такими, к примеру, как Иштар!

Ну, а когда Ашшурбанапал его с ней познакомил, и когда Красавчик увидел, что это на самом деле молодая и привлекательная особа, да ещё не просто талантливая, но и умница, излучающая море обаяния, то он понял, что только её он в будущем хочет видеть своей второй половинкой, своей законной женой, и что это и есть его мечта, воплотившаяся в реальность. Но!

Но лидийка на тот момент была для него совершенно недосягаемой. Так как являлась фавориткой его повелителя, и, к тому же, Ашшурбанапал даже загорелся мыслью сделать её своей супругой!

Набуэль с горечью вынужден был признать, что у него в отношении этой рыжеволосой и зеленоглазой лидийки нет никакой надежды, для него она скорее всего останется только несбыточной мечтой. Недостижимым обьектом почитания. Как та же Иштар. Или Инанна. И которую он стал без всякого преувеличения называть богиней.

И вдруг… такой