— сказал я. — Вернёмся назад, и я возьму след других воров. Одно уже хорошо — если другие воры не отправились к побережью, значит, они не планируют покидать страну — а это означает, что время нас больше не поджимает — теперь не грозит опасность того, что воры отплывут от берегов Стаентрада и скроются в Норжской империи.

Тольскер согласился.

— Ваша правда, мастш Рой.

Норжцы поглядывали на меня странно. По их взгляду было ясно: их проинформировали на мой счёт перед тем, как послали в Стаентрад. Они знали обо мне и могли рассказать стражам и Тольскеру то, что рассказывать не следовало.

Норжских агентов допрашивали по одиночке — это довольно крупная птица, заслуживающая особого отношения, камеры каждому из них тоже предоставили одиночные. Я пристал к отряду стражей, что спустились в темницы за очередным норжцем, чтобы отвести его на допрос, снял с рук перчатки и незаметно бросил их на пол.

Мы поднялись из темницы, норжца ввели в комнату для допросов, где уже поджидал Тольскер и подручные.

Тольскер только приступил к допросу, когда в комнату вбежал запыхавшийся страж и крикнул, что все норжцы в темнице погибли.

— Как погибли⁇ — брови у Тольскера полезли на лоб.

— Убили себя, господэн, — ответил страж.

Тольскер выскочил из комнаты, Даид и Сэлдэн последовали за ним, я остался с норжцем наедине. Он глазами, полными ужаса, взирал на меня. Я бросил на пол трубку и вышел из комнаты.

Дверь закрылась за мной, и из-за неё прозвучал истошный вопль.

На звук бросились стражи. Я крикнул им:

— Скорее, этот тоже пытается себя убить!

Стражи распахнули дверь, ворвались в помещение, а трубка уже вернулась ко мне в руку. Чубук был набит курительной смесью — она никуда не девается, когда трубка меняет форму. Чубук просто оказывается внутри предмета, который на моей Родине называют drav-pfirillis, «летящая смерть» или «убивающие крылья» — летающий шар с выдвижными острыми лезвиями. Капсула с курительной смесью оказывается внутри шара, закрытая и защищённая со всех сторон. Затем шар обратно превращается в трубку — и вот, курительная смесь на месте, всё также в чубуке. Трубка сама зажгла смесь, и я от души затянулся и выпустил густое облако дыма.

Прибежал запыхавшийся Тольскер.

— Что с этим? — спросил он стражей, выходящих из допросной.

— Вскрыл себе горло, — ответил побледневший страж.

Тольскер вскрикнул:

— Как? Как, Эльс побери, он это сделал⁇

О, я мог бы рассказать, как.

Несмотря на то, что «по умолчанию» лезвия у летающего шара острые, они могут быть и тупыми — если я прикажу им. Когда летящий шар вскрыл норжцу глотку тупыми лезвиями — он сымитировал, будто норжец вспорол себе горло собственными пальцами. Летящий шар смазал кровью из раны пальцы норжца, а затем стряхнул с себя кровь, незаметно вылетел из допросной, когда стражи открыли дверь, превратился в трубку в моих руках, курительная смесь в чубуке загорелась — и вот я стою, курю, а норжец мёртв.

А всё-таки здорово она придумала с этой трубкой. Ах, любовь моя, моя любовь! Как ты изобретательна!

— Господэн, взгляните, — сказал один из стражей и указал на пальцы норжца — те были в крови. — Похоже, он голыми руками, прямо пальцами вскрыл себе глотку.

— Эльс побери, разве это возможно⁈ Бар-р-ранья голова! Что это за люди, что способны на такое⁈

Я сомневался, что кто-то действительно был способен на такое.

— А что с теми, что оставались в темнице? — спросил я Тольскера.

— Абсолютно то же самое! — вскричал он. — Разворотили себе глотки пальцами!

Ну, перчаткам-то такое сделать проще, чем летящему шару, тут нечему удивляться. Перчатки уже имеют пальцы. Просто этим пальцам нужно стать очень крепкими. Тут нужна эдакая… хм… машинная крепость.

Подозреваю, всё было так: перчатки, сразу подвое, забрались в одну камеру — при этом они ползли на своих пальцах, как пауки на лапках — и напали на одного норжца. Он не смог отбиться от них — они быстро заползли на него, двигались слаженно, одновременно, помогая друг другу. Пока он пытался стряхнуть с себя одну перчатку, по нему выше взбиралась вторая.

Достаточно было, чтобы одна добралась до горла. Там перчатка вонзала в шею пальцы и вспарывала глотку.

Перчатки измазывали кровью пальцы убитого и отправлялись к следующей камере. Двигались они очень быстро — как и подобает… хм… машинам. И справиться с ними было бы непросто — ведь машины быстры и сильны. У них настоящая… железная хватка. Не чета мускульной силе людей. И самое главное: машины — неумолимы. Им отдали приказ — они его выполнят, во что бы то ни стало. Машины не знают сомнений и не умеют сдаваться.

— А что Мечевик! — встрепенулся Тольскер и помчался в другую допросную, где отдельно держали Мечевика.

С ним было всё в порядке. Но он слышал вопли снаружи и, казалось, тронулся умом. Он в ужасе взирал на меня и что-то шептал.

— Что ты там шепчешь? — сурово спросил Сэлдэн.

Мечевик издал жуткий вопль и залез под стол. Кроме бормотания себе под нос и испуганного визга он больше никаких звуков не издавал. Таким его и отправили в королевскую темницу в Аг-Винэос.

— Эльсово дупло, это дело становится всё более странным, — сказал обессиленно Тольскер, когда мы вчетвером сидели в трактире нашей гостиницы.

Он продолжал:

— Сначала ни с того ни с сего помирает человек, которого мы встретили в самом начале пути, связанный с каким-то Дозэфом. Потом нам встречаются странные личности в масках. Затем, якобы совершенно случайно, погибает лавочник, который укрывал у себя норжцев — сосулька на голову, видите ли, упала! Как удобно! А теперь единственные норжские агенты, что попались живыми в наши руки, собственными пальцами вскрыли себе горло! Эльс побери, что происходит? Кто-нибудь может мне объяснить? Потому что я нихрена не понимаю. Какая-то дьявольщина творится. Какое-то колдовство, как